Роковой сон

Хейер Джорджетт

— Боже мой! А мы снова в путь! Вперед! За Сражающимся Герцогом!

Граф Ю, скакавший рядом с ним, рассмеялся:

— Ты действительно этого хочешь, старый вояка?

— Конечно! — искренне воскликнул Юбер.

Король Франции, провожая глазами свиту Вильгельма, поглаживал свою бороду.

— Ты горяч, очень горяч, — бормотал он, — но ум у тебя холодный, клянусь святым ликом! Но я знаю, что делать. Будь уверен, тебя позовут, Нормандец, обязательно позовут. — Тут он заметил рядом с собой помаргивающего Сен-Поля. — А вы, граф? Что вы скажете? Не натравить ли мне Нормандца на Анжу? — Король беззвучно

рассмеялся своей идее.

Сен-Поль медленно обдумывал сказанное.

— Между ними непременно возникнет вражда, — ответил он. — Жоффрей Мартель очень мстителен.

— А почему бы и нет? — воскликнул Генрих. — Пусть-ка нормандский волк поможет мне справиться с анжуйской лисой. Чувствую, это не человек, а бесчувственный дьявол. А потом… потом пусть лиса изведет волка. Тогда он не вырастет слишком большим и сильным. — Король в какое-то мгновение понял, что Сен-Поль перестал что-либо понимать из того, что он говорил, и коснулся его мантии: — Понимаете, граф, мне не нужен могущественный волк у границ страны.

Глава 5

Они выкуривали бургундского лиса из норы, но все шло не так быстро, как они надеялись. Замок Брисон не был крепостью на холме, но защищать его все равно было удобно. Это приземистое квадратное здание стояло на острове посреди реки, сторожа воды Риля.

Увидев эго, герцог помрачнел, задумчиво прикусил свою плеть крепкими белыми зубами и отдал несколько резких приказов. Сквозь бойницы двух деревянных башен — восточной и западной — за ним наблюдали. Вильгельм сразу осадил оба берега, чтобы, доведя кузена до истощения, заставить его сдаться.

Поговаривали, что Ги Бургундский расхохотался, узнав о планах Вильгельма, и посчитал себя уже спасенным. Ведь он полагал, что донжон замка мог выдержать блокаду в течение всей зимы, а терпение герцога наверняка истощится гораздо раньше. Но он недооценил Вильгельма. Сражающийся Герцог знал, когда надо действовать спешно, а когда держать в узде свой бурный нрав. И если Ги рассчитывал, что новые беспорядки в Нормандии отвлекут Вильгельма, то он глубоко заблуждался, а потому был разочарован. Нель де Сен-Совер, бежавший в Бретань, был объявлен предателем, а его имения конфискованы; Ранульф Байе испарился неведомо куда; лорд Торинье погиб в битве при Валь-Дюн; Гримбальд де Плесси гнил в руанской темнице в кандалах, ожидая смерти. Что до остального, то Нормандии нужно было время, чтобы перевести дух: она рьяно начала знакомиться с герцогом, поэтому сейчас лежала тихо, зализывая раны.

Можно было поверить, что именно безграничное спокойствие Вильгельма подействует на нервы Ги. С самого утра он пребывал в раздраженном состоянии, часто обгрызая ногти. Бургундец был готов к штурму, уверенный, что может противостоять ему, но его взрывной характер не выдерживал пытки медленным ожиданием. В эти дни многие сердца были объяты тревогой: люди смотрели на лагерь герцога за рекой, и с каждым днем таяла их смелость и медленно умирала надежда. Когда же в крепость прокралась зима, у многих под кожей проступали кости. От голода отчаяние бродило по темным коридорам, люди сидели, скорчившись, по углам, закутавшись кто во что, чтобы уберечься от пронизывающего холода. Никто не говорил больше о снятии осады. Друзья на коленях умоляли Ги сдать ключи от крепости, но Бургундец в

дикой ярости вопил, что все хотят его смерти.

— Нет, лорды, нет! Умрем здесь, как крысы в норе.

Ги съежился на кровати, придерживая мантию дрожащими пальцами и бормоча:

— Смерть пришла? Возрадуемся смерти!

Он уставился на стоящих рядом людей лихорадочно блестевшими глазами и вдруг издал глупый каркающий смешок.

— Вы что, скелетики, насмехаетесь надо мной? — лежащий затрясся в приступе неудержимой дрожи. — Скелетики из Валь-Дюн! — задыхаясь, еле выговорил он. — Знаю я вас, клянусь смертью Господней! Что, еще и издеваться? Я — мертвец! Мертвец! — спрятав лицо, зарыдал Бургундец.

Они помогали ему как могли. Ги неподвижно лежал на постели, уставившись на стропила. Он ничего не замечал, но непрерывно бредил монотонным, ужасным голосом, который совершенно издергал нервы присутствующих.

Конец наступил, когда снег уже лег на землю, а тонкий лед появился на поверхности воды. Герцогу принесли ключи от Брисона: посланец униженно держал их на конце копья. Вильгельм сказал лишь одно:

— Поставьте передо мной Ги Бургундского.

Тот пришел, в знак покорности неся на спине седло. Бургундец передвигался с трудом, покачиваясь под ношей, слишком тяжелой для его ослабших ног. У ног герцога презрительно вопил Гале:

— Верни своего осла на травку, братец, уж больно это беспокойная зверюга!

И получил за это хороший пинок.

— Успокойся, шут! — проскрежетал герцог. Он подъехал к Ги, который стоял на коленях в ожидании решения своей участи, снял с его плеч седло и с грохотом отбросил в сторону.

— Вставай, кузен, и послушай, что я тебе скажу! — приказал Вильгельм и, поддерживая Бургундца под руки, помог ему подняться.

Сторонники Ги на коленях подползли к герцогу, пытаясь поцеловать его руку. Вильгельм говорил, и это были слова милосердия, несущие прощение менее знатным и грозящие самому Бургундцу всего лишь конфискацией владений. Причем было объявлено, что он больше не является вассалом Нормандии, но ему предлагается в дальнейшем быть гостем своего кузена.

Ги почувствовал, что ничего не может ответить, губы его беззвучно двигались, по щекам неудержимо катились слезы. Герцог подозвал Фицосборна:

— Уведите его и устройте с почетом, — приказал он и слегка похлопал Бургундца по плечу. — Иди, кузен. Обещаю: меня опасаться нечего.

Позднее, когда появилась возможность, Рауль, преклонив колено, поцеловал руку герцога.

Вильгельм посмотрел на него с улыбкой, слегка приподнявшей уголки его губ:

— Ну, что сейчас, Рауль?

— Господин, я уже видел и вашу мощь, и ваше правосудие, но сейчас я увидел ваше милосердие.

Вильгельм отдернул руку и с презрением проговорил:

— Брось ты, я что, кот, чтобы забавляться с дохлой мышью?

До самой весны Ги Бургундский оставался при руанском дворе, но было понятно, что ему хочется как можно скорее оказаться от него как можно дальше. Когда же последний снег растаял на полях, он испросил разрешение отбыть из Нормандии к себе домой, и оно было даровано этому человеку, утратившему надежды.

С весной пришел и обещанный вызов от короля Генриха, который призывал своего вассала помочь в войне против Жоффрея Мартеля, графа Анжуйского.