Роковые девчонки из открытого космоса
Шрифт:
Эта его татуировка. Джордж собирался что–то сказать, но его перебил Тристрам:
— Надо идти. — Он пожал плечами. — В следующий раз поболтаем, Джордж.
— Ага, — подтвердил Торкиль. — Папа зовет. — Он взял брата за руку. Они повернулись и скипнули домой.
Джордж шмякнулся задом наземь. Все происходит. Он был в этом уверен.
§
А девчонки уже приближались к вечно популярному «Кафе Да Вида»: уставленные латтэ столики, выплеснувшиеся на тротуар, посетители, что балабонили и смеялись, интриговали и замышляли. В этом конкретном кафе все были подающими надежды, бывшими или даже
— У меня есть идея для фильма. — Ревностный молодой человек с конским хвостом и черными прямоугольными очками склонился над столиком к своему другу. Как и все в этом кафе, одеты они были целиком в черное.
— Ну? — Друг отвернулся, чтобы выдохнуть дым, и заметил девчонок. — Эгей. Марти, потерпи минутку. Боеготовность — цыпочки.
Марти нахмурился:
— Ты слушаешь, Брет, или как?
— Ага, слушаю, — вздохнул тот. — Что, я не могу слушать и смотреть одновременно?
— А можешь?
Брет опять вздохнул и склонил голову так, чтобы, по крайней мере, видеть девчонок боковым зрением.
— Выкладывай. — Они зеленые или это игра света?
— Кино про парня, ему за двадцать, городской уличный тип, он стремится преодолеть свое отчуждение и скуку через наркотики, алкоголь и секс.
Брет поморщился:
— Уже было. А кроме того, это не искусство. Это жизнь.
— Ай, спасибо, — ответил Марти, слегка задетый. — Но пока ты сразу не списал меня со счетов, вот тебе побочная сюжетная линия. — И он сделал паузу для пущего эффекта.
— Ну?
— О том, как блондинам — то есть, натуральным блондинам, не шампуневым блондинам — ужасно трудно культивировать надлежащие бородки, в особенности такие, гусеницами, или треугольные штуки под нижней губой. Если даже у них достаточно растительности на лице, чтобы получилось, результаты едва видны, и они в итоге страдают от невероятного тренд–ангста.
Брет на минутку задумался.
— Вот теперь дело говоришь, — кивнул он. И украдкой бросил взгляд через плечо. — Ох, мужик, — сказал он. — Ты только прикинь.
Марти прикинул.
— Мне кажется, они зеленые, Брет.
— Эй, — пожал плечами его друг. — У нас мультикультурное общество. Приветик, — кинул он девчонкам.
— Хой! — объявила Ляси, жизнерадостно хватаясь за промежность своих джинсов и высовывая кончик иглы между зубов. Ее огромные серые глаза сверкали из–под спутанных волос. — Вы с откелевой планеты?
— С Марса, — чуть не подавился Брет. — А вы? — Она только что подержалась за свою промежность?
— С Марса? — Бэби потрясла красочной головой и погрозила ему пальчиком. — Отъебитесь, коблы, — рассмеялась она. — Вы совершенно не похожи на марсианина. Марсиане — просто тупые микробы. Доисторичество. Холодное и скалистое. — Она протянула руку и погладила кожу у него на руке. Брета будто окунули в ванну теплого молока и облизали кошкой. — А ты не холодный и не скалистый. Нет, ты не марсианин. — Она игриво поднесла пальчик к носу Марти. — И ты тоже. — У Марти сложилось отчетливое впечатление, что она взяла его
Ляси задышала, как собака, которой предложили стейк на косточке.
Пупсик пошаркала по мостовой.
— Мне скучно, — объявила она. А чтобы подчеркнуть, развернулась и применила то, что в кикбоксинге известно под названием «крутящего заднего кулака», к кирпичной стене за столиком Марти и Брета. С легким хрустом стена переоформилась. Двое мужчин за соседним столиком оказались близки к обмороку. Еще один обнаружил у себя мгновенную эрекцию. Пупсик осмотрела свою руку, сдула пудру штукатурки и кирпичных осколков. После чего откинула голову и захохотала. Дьявольские рожки волос затряслись в такт. Капуччино вскипели и запенились в чашках, по салатам «Цезарь» поплыли анчоусы, а сэндвичи с турецким хлебом поднялись, дабы исполнить танец живота.
Марти и Брет онемели. Все в кафе притихли. Их коллективное зрение насытилось серебристым светом, а в ушах будто бы зазвенела симфония треугольников. Все до единого ощутили, что влюбились. Всех до единого охватило такое томленье, что от физиологии все заболело, и все посмотрели друг на друга свежими взорами смятения и желанья. Всем стало немного твердо, немного влажно.
Ляси взяла ложечку из блюдца Марти, осмотрела ее на свету и сунула в рот. Чуточку рыгнула — крохотный металлический динь, прозвеневший мягко и отдаленно, словно колокольчик под водой.
— Будем? — предложила она.
— Самое время, — отозвалась Пупсик.
§
Бадабадабадабадабадабабум. Бадабадабадабадабадабадабабум. Бададабум. Бададабум. Татататата. Бумтаба. Бумтаба.
Вуууунннекаданкаданк.
Вававававава.
Тристрам оторвался от своего баса с сомненьем на физиономии.
— Не полегче ли нам с вавой?
— Не–а, — покачал головой Джейк. — Слишком много вавы не бывает.
— Твоя песня.
— Начнем сверху?
— Снизу начать не получится. — Торкиль поднял высоко над головой свои палочки.
— Ага ага ага. Тут все комедианты.
Через три недели у «Боснии» был назначен сейшак в «Сандрингаме», и Джейк написал новую песню «Ермолка на большой палец», которую им сейчас надо было прогнать. Кое–кто сказал бы, что звучала она, в общем, как все остальные песни, написанные Джейком, хотя, по мнению Джейка, этот Кое–Кто в подобном случае проявил или проявила бы себя рок–филистером, гитарным неучем, человеком, не отличающим «Слепых арбузов» от «Потрясных тыковок», «Безбрачные ружья» от «Теории Пистолета–Одиночки» [61] . В любом случае, значения это не имело, поскольку этот Кое–Кто все равно никогда не ходил на сейшаки в «Сандо».
61
«Слепой арбуз» («Blind Melon», с 1989) — американская рок–группа. «Безбрачные ружья» («The Celibate Rifles», с 1982) — австралийская рок–группа. «Теория пистолета–одиночки» («Single Gun Theory», с 1986) — австралийская электронная группа.