Роковые огни
Шрифт:
Вальдгофен — самый крупный населенный пункт данной местности, но, в сущности, он был лишь маленьким городком.
Он находился в получасе езды от Фюрстенштейна и служил своего рода центром окрестных сел и деревень.
В полуденные часы, когда на улицах не было ни души, Вальдгофен казался пустынным и скучным; так думал и Вилли Эшенгаген, плетясь Через базарную площадь с почты. Он уладил дело, ради которого пришел в Вальдгофен, и нашел человека, который взялся отнести ящик в замок. Так как улицы не представляли ничего интересного, то он свернул в переулок между садами, выходивший прямо на шоссе. Дорога была грязная, но Виллибальд
Навстречу ему показался экипаж, с трудом тащившийся по грязи и, очевидно, везший путешественников, потому что сзади лежал большой чемодан, пристегнутый ремнями, а внутри тоже виднелись вещи. Виллибальд не мог не удивиться, что путешественники выбрали именно этот переулок; казалось, кучер тоже был очень недоволен дорогой. Он обернулся и начал говорить с пассажиром, которого пока не было видно:
— Ну, уж теперь, право, дальше не проедешь! Колеса тонут в грязи. Делай теперь, что хочешь!
— Да ведь уже недалеко, — послышался из экипажа звонкий голос. — Еще каких-нибудь несколько сот шагов. Постарайтесь!
— Нет, по такой грязи не проедешь, надо вернуться.
— Но я не хочу ехать через город. Если ехать дальше невозможно, то остановитесь, я выйду.
Дверца открылась, и маленькая фигурка выскочила из экипажа так ловко, что одним прыжком перелетела через грязь на более сухое место; там барышня остановилась и оглянулась, но так как недалеко был поворот, то увидела лишь небольшую часть переулка. Вдруг она увидела Эшенгагена, только что вышедшего из-за угла.
— Скажите, пожалуйста, можно там пройти? — крикнула ему барышня.
Он не ответил, так как был изумлен смелым и в то же время грациозным прыжком девушки; она пролетела по воздуху как перышко и очень удачно приземлилась.
— Вы не слышите? — нетерпеливо крикнула она. — Я спрашиваю вас, можно ли там пройти?
— Да... я прошел... — проговорил Виллибальд, растерявшись от повелительного тона, каким был задан этот вопрос.
— Это я вижу, но у меня нет непромокаемых сапог, как у вас, и я не могу шлепать прямо по грязи. Можно ли пробраться возле изгороди? Господи, да отвечайте же!
— Мне... мне кажется, что там посуше.
— Ну, так я попробую. Кучер, поворачивайте обратно и сдайте мои вещи на почте, я пришлю за ними. Стойте! Ручной чемодан я возьму с собой, передайте его мне.
— Чемодан слишком тяжел для вас, — возразил кучер, — а я не могу оставить лошадей.
— Так мне донесет его этот господин, ведь до нашего сада недалеко. Пожалуйста, возьмите чемодан, вот тот маленький, на заднем сиденье, черный кожаный. Да шевелитесь же!
Маленькая ножка нетерпеливо топнула, потому что Виллибальд не двигался с места и стоял с разинутым ртом; он был ошеломлен тем, что совершенно незнакомая особа так бесцеремонно распоряжается им, а еще удивительнее казались ему такие деспотические манеры у такой молоденькой девушки. Хотя последние слова были произнесены весьма резко, он со всех ног бросился к экипажу и взял указанный чемодан.
— Хорошо! — коротко проговорила девушка. — Так поезжайте же на почту, кучер. А теперь вперед, в вальдгофенскую грязь!
Она приподняла юбку серого дорожного костюма и пошла около самой изгороди, где было несколько выше
Во всех движениях молодой девушки было что-то невыразимо привлекательное и грациозное, так же как и в ее внешности, но ее манера держать головку с темными вьющимися волосами, выбивающимися из-под шляпы, свидетельствовала о несомненном чувстве собственного достоинства. Черты ее лица не отличались тонкостью, но были прехорошенькие; лукавые темные глаза, маленький розовый ротик, выражавший упрямство, и две ямочки на щеках делали его просто очаровательным. Серый дорожный костюм был сшит с большим вкусом и соответствовал требованиям моды; очевидно, юная путешественница не принадлежала к числу обывательниц Вальдгофена.
За поворотом дорога, действительно, оказалась несколько суше; тем не менее приходилось продвигаться вперед по узенькому валу возле самой изгороди, а по временам перепрыгивать через грязь. При таких обстоятельствах вести разговор было неудобно, да Вилли и не Думал заводить его; он покорно нес чемодан и так же покорно переносил полное невнимание к себе со стороны своей спутницы, которая больше не заботилась о нем, пока минут через десять они не дошли до низенькой садовой калитки.
Девушка перегнулась через планки калитки, откинула приделанный с внутренней стороны деревянный крюк и обернулась к Виллибальду.
— Благодарю вас! Теперь дайте мне чемодан.
Несмотря на небольшие размеры, чемодан был слишком тяжел для ее маленьких ручек. Виллибальд ощутил прилив рыцарства и заявил, что донесет чемодан до самого дома; предложение было принято. Они прошли через маленький садик и через заднюю дверь вошли в полутемные сени старого простого дома. Их появление тотчас было замечено: из кухни им навстречу бросилась старуха-служанка.
— Фрейлейн! Фрейлейн Мариетта! Вы приехали? Вот-то будет рад...
Она вынуждена была замолчать, потому что Мариетта подбежала и зажала ей рот рукой.
— Тише, Бабета! Говори тише: я хочу сделать сюрприз. Дедушка дома?
— Да, доктор в кабинете. Вы хотите пройти к нему?
— Нет, я прокрадусь в гостиную, тихонько сяду за рояль и запою его любимую песню. Тише, Бабета, чтобы он не услышал!
Девушка легко скользнула на противоположный конец сеней и открыла дверь в комнату, расположенную на нижнем этаже; Бабета, взволнованная приездом своей барышни, не замечая, что в полутемных сенях стоит еще кто-то, последовала за ней. Дверь осталась открытой настежь. Слышно было, как слегка хлопнула осторожно поднятая крышка рояля, как придвинули стул, потом раздалась тихая прелюдия, и наконец зазвучал голос, чистый и звонкий, как песня жаворонка, и такой же ликующий, как его песня.
Впрочем, все это заняло не более нескольких минут. Противоположная дверь распахнулась, и на пороге появился старик с совершенно белыми волосами.
— Мариетта! Моя Мариетта! Неужели это ты?
— Дедушка! — радостно пронеслось в ответ, а затем пение вдруг смолкло, и Мариетта повисла на шее у деда.
— Гадкая девочка, как ты напугала меня! — с нежностью бранил он ее. — Я ждал тебя только послезавтра, собирался выехать тебе навстречу на станцию, и вдруг слышу твой голос в гостиной! Я просто не поверил своим ушам.