Роксана. Девочка у моря

Колч Агаша

В лаборатории Прасковья превратила меня в подопытную мышь.

— Вытяни руки, положи на стол. Сиди спокойно. Смотри, на правую я мажу крем вот из этой баночки — тут основа чистое оливковое масло. На левую из этого горшочка — в основе смесь касторового и оливкового масел. Добавки везде одинаковые: лавандовое масло, мёд и настойка ромашки. Пробуй!

Я послушно растирала смеси по коже, но при этом ворчала, что не являюсь целевой аудиторией, а опыты на детях запрещены Женевской конвенцией, и что напишу на неё жалобу в Страсбургский суд по правам

человека.

— Ну а на ком мне испытания проводить? — вспылила Прасковья.

— У княгини кожа на руках от возраста истончилась, появились пигментные пятнышки. Она тебе только благодарна будет за такую ежедневную заботу. А от меня ты только субъективное мнение получить можешь, — нюхала я свои руки. — Здесь аромат сильнее. Надо ли это? Как он будет сочетаться с привычными духами дамы?

Прасковья согласно кивала, делала записи в журнал, но прежнего азартного блеска в её глазах не было.

— Нам рыбы ещё не надобно купить? — вдруг спросила она.

Вот и получен ответ на вопрос о передаче сплетен. Что ж, слушай, подруга.

— И что? — независимо дёрнув головой, спросила Прасковья. — Я же не о господине Франке говорила, а о рыбе.

Ну да, ну да… — вздохнула я.

— Баркас с рыбой в четверг прийти должен. Подходи утром на пляж, выберешь на свой вкус, — вытирая остатки крема с рук, проинформировала подругу и направилась к выходу из лаборатории.

— Постой. Ты правда думаешь, что он плохой человек? — остановила меня целительница.

Я вернулась, подошла к Прасковье, обняла за талию и прижалась головой к её плечу.

— Душа моя, ты, должно быть, знаешь, что люди не бывают только хорошими или только плохими. Даже в чёрном или белом цвете оттенки есть. Спроси об этом у Ульянки — она подтвердит. По отношению к разным людям человек тоже может быть разным. Жестокий разбойник с большой дороги дома любящий отец и заботливый муж. А любимец света, балагур и весельчак за стенами своего дома оказывается жестоким тираном и деспотом по отношению к близким и слугам. Мы с тобой господина Франка видели всего лишь раз. Какие ты выводы можешь сделать о нём?

Подруга задумчиво перекладывала предметы на столе, вспоминая нашу встречу в порту.

— Он сильный маг…

— Это черта характера?

— Нет, конечно. Но бросился на выручку. Нам или рыбакам, неважно. Главное, помог. Значит, неравнодушный, — оживилась Прасковья. — И, помнишь, ещё рассказывал, что по моему методу кого-то спасал. Это же тоже в его пользу говорит. — несколько секунд молчания, и ещё одно дополнение: — Любознательный. Читает университетский «Вестник магии». Значит, неглупый. Люди его уважают, слушаются. А старик-слуга, я бы даже сказала, любит.

— У самой-то какие мысли о нём, лапушка?

Подруга посмотрела на меня широко распахнутыми глазами. Приоткрытыми губами она порывисто втянула воздух, словно всхлипнула и ответила:

— А я даже думать о нём боюсь. Страшусь вновь ошибиться…

— Тогда не торопись встречаться. Глядишь, всё само пройдёт. Ну а если нет,

то судьба у тебя такая, подружка, — как можно веселее сказала я и предложила: — Пойдём, позовём Ульяну и выпьем чаю на террасе, пока погода хорошая. И кремы с собой захвати для бабушки.

Перед сном ко мне заглянул Аким.

— Как ты обжился, дружок? Может, нужда в чём есть? — спросила помощника, расчёсывая волосы перед сном.

— Да какая нужда, когда всё хорошо, — ответил домовой дух. Но, видя мой вопрошающий взгляд, продолжил: — Жениться хочу.

Деревянный гребень с громким стуком упал на каменный пол, и ручка, украшенная перламутром, откололась от зубьев. До слёз было жалко подарок Глафиры, который она привезла мне из Ялды, но удивление от заявки Акима заслонило даже горечь утраты.

— Ты уже и невесту выбрал? — осторожно поинтересовалась я, наблюдая за тем, как домовой подбежал к пострадавшему предмету, покрутил в руках и попытался как-то соединить части.

— Так она сама… того… выбралась. В доме управляющего служит. Хорошая домовичка. Только… того… в штанах ходит. Смешная такая. Но хозяйственная и добрая, — Аким с сожалением повертел в руках погибший гребень. Потом поднял на меня несчастные глаза. — Можно?

Я всплеснула руками.

— Так ты пришёл разрешение просить? — домовой кивнул. — Ну ты и придумал! Хочешь, женись. Ты же не в рабстве у меня. Взрослый, свободный домовой дух.

— Неправильно говоришь, хозяйка. Без позволения нельзя. А ты ещё и ведунья. Это как благословение на счастье и согласие, — потупился помощник.

— Иди сюда, — поманила я Акима. А когда он подошёл поближе, присела на корточки и обняла его. — Благословляю тебя, дружочек, на любовь, счастье и лад в семье. — Потом отстранилась слегка и добавила: — Вот что, милый мой. Завтра займёмся твоим приданым. Не дело это — с одной сменой белья и двумя комплектами одежды жениться. Что о тебе местные домовые подумают?

Аким шмыгнул носом и подал мне целый гребень.

— Спасибо, хозяйка!

Глава 11

— Ну и куда мы всё это теперь? — Прасковья вопросительно смотрела на ошарашенную меня.

Увидев, как моя идея производства лавандового масла увлекла подругу, и понимая, что в создании мыла и крема сама я ни ухом ни рылом, постепенно отстранилась от проекта, занимаясь другими делами. Целительница же к вопросу подошла серьёзно и ответственно. Написала знакомому магомеханику Фёдору Зиновьевичу Ухтину и пригласила его на работу в поместье. Внимательно выслушивала все мои замечания и предложения, основанные на опыте использования продвинутой косметики моего мира. Сутками пропадала в лаборатории, пытаясь добиться заданного результата. Из деревни ежедневно прибегали пять девушек, помогавших Прасковье варить, формировать и упаковывать мыло. Сестра Фёдора, художница Ульяна, придумала для нас изумительной нежности упаковку и выразительный торговый знак.