Роксолана: королева Востока
Шрифт:
— Ха-ха-ха! — засмеялись подруги.
— Тетенька, тетенька! Аж две свадьбы и один муж! Как же так?
Тетка Катерина ответила: «Вот вздор!» Подняла правую руку и степенно перекрестила их. Стефан все это время печалился, не зная, откуда ему взять столько богатства.
Цыганка смотрела до этого времени спокойно и будто с наслаждением на белую настину белую ручку. Но теперь, будто встревоженная смехом девушек, прервавших ее гадание, стала очень важной и строгим голосом стала изрекать свои предсказания:
— Далекая дорога без мостов, без путей… По чернобыльнику, по твердым корням… По шалфею и ятрышнику… где сон-трава синеет…
Остановилась, будто в экстазе, захлебываясь, как от воды, и бросилась на землю собирать остатки рассыпавшихся монет. Потом глянула глубоко в глаза невесты, даже не обратив внимания на Стефана, и поспешно отошла. Оглянулась еще несколько раз на Настю и исчезла за воротами.
Всем тем, кто остался, после ее ухода стало как-то не по себе. Старая тетка Катерина заговорила:
— Так, дети, всегда гадают девушкам перед венчанием, что будут они и богатыми, и бедными, что поедут по дороге в далекий путь, что будут сыновья, что будет и весело и грустно, вот как в жизни бывает.
Настя в ответ усмехнулась и запела:
Протоптана дороженька, Посыпана песком! Но будет ли мне любо С этим пареньком?..И немного подалась к Стефану. Ее веселье передалось и ему. Лицо его прояснилось и он ей весело ответил:
Протоптана дороженька, Лежит через болота! А кто протаптывал ее, Чья это забота?— Твоя, ты, ты! — сказала ласково Настя и повела его к матери. За ними цветастым потоком ринулась в комнаты молодежь, ведь наступала ночь.
Это должна была быть последняя ночь Насти в ее родном доме и — одна из последних на родной земле.
Она это словно слышала это. И как-то внимательно оглядывала свою скромную девичью комнату, одинокое окно которой выходило на луг над Липой. Оглядела снова свой свадебный наряд и свои вещи, что должна была взять во Львов. Некоторые отложила, чтобы забрать их уже в следующий приезд в Рогатин. Среди них были и две повести, которые она перечитала самое меньшее раз двадцать: «Повесть о Китоврасе» и «Повесть дивная о царе Соломоне».
Легла поздно, да и то лишь подремала. И снилось ей, что кто-то поет урывками свадебные песни:
Благослови, Боженька, Первую дороженьку! И за цветиком цветок Настеньке совьем венок… Зелень уродилась Тонкая, высокая, Листьями широкая…Хотя Настя была удачливой, этот переломный момент в ее жизни настроил ее на такой серьезный лад, что встала она как в тумане. Какая-то непонятная дрожь от роскоши и страха, чудной боязни перед чем-то неведомым наполняла все ее естество. Движение свадебных гостей еще больше ее беспокоило.
Успокоилась она перед самым выходом из дома к церкви, когда уже полностью была одета к венчанию.
Венчать молодых должен был о. Иоанн, настин дядя из Львова.
Было
В ту минуту, когда Настя с дружками первой встала на деревянные сходни церкви, случилось что-то страшное. Сначала никто из участников свадьбы не понимал, в чем дело.
Они только услышали крики.
Все забеспокоились и заметались. И начали инстинктивно искать место для укрытия. Потом кто-то закричал:
— Татары идут!
— Алла-ху! — прозвучали дикие крики уже на улице и по сторонам от нее.
Свадьба вмиг разлетелась в страшном беспорядке. Каждый бежал куда мог. Кто в сад, кто за дома, кто в запруды реки Липы, что была неподалеку.
Настенька отпрянула от дружек и схватилась за своего суженого. Мгновение оба стояли перед будто бы осветившейся церковью словно задеревеневшие. Они пустились, было бежать внутрь, как бы под защиту святого Духа.
А потом побежали в сад.
Но улица была уже заполнена татарскими наездниками. Они с диким криком неслись вперед. Густые гривы их некрасивых коней, «бакематов», свисали до земли. Множество свадебных гостей уже попалось им в арканы. На краю сада тоже виднелись татары, что преследовали людей поодиночке, то верхом, то пешком. Рев скотины раздавался по всем окрестностям. Тут и там полыхал пожар. Это горели ограбленные татарами дома в предместьях Рогатина.
Город еще не был захвачен. Там готовились к обороне. Слышались трубы и колокольный звон, словно начался пожар.
Настю охватил ужас и она, обомлев, в своем белом платье и с венком на голове упала на пыльной дороге. А Стефан лег рядом с ней…
И свет померк для обоих.
II. Ой битым шляхом килыимским, ой диким полем ордынским…
Настя почувствовала, как ее окатили студеной водой. Проснулась и открыла глаза.
В первые секунды она не понимала совсем, где она и что с ней происходит. Над ней склонились две фигуры с черными раскосыми глазами, мелкими усами и выступающими скулами, в острых шапках, с луками за плечами, в черных кожухах, вывернутых шерстью наружу. Какой-то удивительный, всеохватывающий страх и неприязнь разлились во всем ее теле, затуманили взгляд, сдавили горло, утяжелили дыхание.
Первой ее мыслью была мысль о том, что она — татарская пленница и что эти полудикие фигуры темными желтоватыми лицами могут с ней сделать что угодно.
Она отвела от них взгляд. Теперь увидела, что лежала на какой-то леваде, недалеко от леса. А около нее лежало или дремало в отупении множество молодых женщин и девушек. Среди них она узнала несколько знакомых мещанок. Своей подруги Ирины из Рогатина она не видела. Неподалеку лежали и сидели мужчины, связанные прочными веревками и ремнями. Сразу она увидела своего Стефана. Он всматривался в толпу пленниц. Она чувствовала, что он ищет ее взглядом.
В то же время она думала о судьбе своего отца, своей матери и своих подруг со всей свадьбой… Впечатление было такое, что она разбилась как стекло. Исчезла как сон.