Роксолана: королева Востока
Шрифт:
На венской горе стоял Бали-бек, наместник Боснии, командующий авангардом, а перед ним — ближе к городу — Хозвер-бек, наместник Сербии, командующий арьергардом войска в этом походе. Перед городскими воротами стояли небольшие войска Румелии, а перед шотландскими воротами, в направлении Деблинга, стоял могущественный мостарский паша. Вся же гладь дунайских вод была занята восемью сотнями судов под командой Кассима — коменданта Стамбула. Широкие воды Дуная шумели от этого флота.
Стонала земля и стонали годы под тяжестью пушек и полков Сулеймана, что будто огромные клубы дыма заполнили пространство вокруг крупнейшей
Турецкие «бегуны и поджигатели» разбежались отрядами не только по окраинам Вены, но и по горной и равнинной Австрии, сея разрушения и пожары. Их жертвой пали Деблинг, Пенцинг, Гиттельдорф, замок Санкт-Файт, Лихтенштейн, Медлинг, Берхтольсдорф, Брун, Энценсдорф, даже сильно укрепленный Баден и нижняя часть Клостернойбурга вместе с величественным монастырем на Дунае, а также множество других замков, сел и городов. Войска Сулеймана доходили даже до Изонца, вырезая христиан целыми гарнизонами.
В дни, когда Роксолана приехала в Симмеринг, Кассим пожег в ее честь все мосты через Дунай. Они горели долго, всю ночь. В тот же день остановились в осажденной Вене все часы на башнях соборов.
Часы остановились в ознаменование того, что не измерить временем работу, труд и жертвы, необходимые, когда страна и вера находятся в смертельной опасности.
Двадцать третьего числа месяца Мухиррем турецкая артиллерия открыла огонь по Вене и била не переставая всю ночь до самого утра. И всю ночь без остановки с неба лил дождь.
На следующий же день получили турки приказ приготовить осадные лестницы. Анатолийские войска спустились с холмов, окружавших Вену, неся древесину и связки хвороста для заполнения рвов. В то же время через соляные ворота неожиданно выбежало 8000 осажденных, которые напали на тылы войск, штурмовавших Кернтнертор. Но они напали не ночью, а утром, так как задержались.
Турки убили 500 из них, в том числе сотника. Когда они направились в город, турки попытались ворваться в ворота на их же плечах. Но проем был слишком узок, чтобы они могли в достаточном количестве ворваться в город.
Как только двумя зарядами пробили большой пролом около монастыря Августинов рядом с Кернтнертором, там была предпринята попытка штурма, длившаяся три дня. Беспрестанно гремела артиллерия с обеих сторон и непрерывно играли трубы позывные сигналы с башен монастыря Августинов и с собора святого Стефана: их музыка должна была поднимать дух защитников города.
Так один за другим следовали кровавые дни.
Еще два заряда сильно расширили уже сделанный турками пролом. Военый совет визирей и пашей под предводительством падишаха пришли к решению о необходимости последнего большого наступления, ибо стужа и недостаток провианта уже давали знать о себе в турецком войске. Остывающую энергию осаждавших подкрепляли обещанием больших сумм в золоте. Каждому янычару обещали дать тысячу аспров. Глашатаи кричали на весь лагерь о том, что первый достигший стен города получит тридцать тысяч аспров, а если он будет знатным, его назначат наместником. Сам Сулейман подъехал прямо к стенам города и, осмотрев пролом, за его величину поблагодарил великого визиря. Длина пролома составляла 45 саженей.
Словно волны во время бури, шли моджахеды в этот пролом, а кровь и останки оставались позади их.
Рев пушек и крики свежих полков падишаха,
Султанша Эль Хюррем лежала на шелковом диване и как-то странно ощущала горькую негу, изнутри распиравшую грудь и затруднявшую дыхание. Она думала. Всем своим естеством она противилась падению города, чьи колокольни так истово взывали к небу. Но эта война была ее делом. Она вспоминала, как открыла священные врата Фетвы и на вопрос султана получила искомый ей ответ имамов о том, что она, хоть и женщина, должна принимать участие в священной войне против неверных, согласно Корана: «Выступайте легкими и тяжелыми и боритесь своими имуществами и душами на пути Аллаха!» Не могла она забыть, как тогда опьянела столица султанов, а дервиши будто в экстазе выносили золотое как солнце знамя Пророка и красные как кровь флаги Османов, белые Омаядов, зеленые Фатимидов и черные Аббасидов.
Она вспоминала, как султан противился участию в походе малолетних сыновей Селима и Баязида. Тогда она второй раз потребовала решения вопроса имамами. И снова Шейх-уль-ислам, их глава, дал ответ: «Да, Всевышний лучше знает об этом. Писал это я, нуждающийся в помощи Аллаха, сын своего отца, — пусть Аллах простит обоим, если написан был неправильный ответ».
И маленький сын Роксоланы Селим отправился в поход. Он выехал из столицы на коне, рядом со своим отцом, в окружении гвардии. А мать ехала с ним в открытой коляске подле, пьяная от мечтаний, словно роза, полная краски и запаха.
Она не могла отвести взгляд от маленького Селима. Для него она желала постичь тайну войны и государства, хотя смерть двоих убитых ради его защиты лишь сначала привязала ее к сыну, отодвинув его в тень после.
Вечерело, и ребенок уже спал в шатре.
С башни св. Стефана доносился сигнал тревоги.
А натиск моджахедов кроваво неистовствовал под стенами Вены и сила его лишь росла.
В шатер хасеки Хюррем вошел Сулейман с сильно сдвинутым на лоб тюрбаном. Словно туча легла на его лицо, взгляд томился жаждой. Она уже хорошо понимала мужа. Поэтому встала и сама налила ему шербет. Он молча начал пить. Она гладила его руку и успокаивала, как ребенка.
Выпив шербет, он сел на диван и закрыл глаза. Он был так утомлен, что напоминал расщепившийся лук. Она тихо села около мужа и даже малейшим движением старалась не мешать его отдыху. Вскоре склонилась голова великого султана, и он заснул сидя от переутомления.
Она сидела рядом, а в голове шумело от роя мыслей. Она боялась, что он лично поведет войска на штурм Вены и погибнет.
Недолго спал завоеватель Османов. Он встал, протер глаза, умылся и собрался выходить.
Она не хотела его отпускать.
Одев свой шерстяной бурнус и взяв кашмирскую шаль, она вышла с ним.
Султан ей не сказал ни слова. О чем-то думал.
Эль Хюррем сказала и себе привести коня, села на него и поехала с мужем. За ними ехали два адъютанта.
Сулейман молча приближался к осажденному городу.
Когда они заехали на возвышение, их взору представилась величественная картина. На высокие валы и стены Вены, куда ни глянь, рвались со всех сторон движущиеся массы полков падишаха, освещаемые красным светом заходящего солнца. Все венские колокола звонили сигнал тревоги жалобно и мрачно.