Роксолана Великолепная. В плену дворцовых интриг
Шрифт:
– Ахмед…
Дильсиз подал второй мешок, развязывая его на ходу.
– Вытащи.
Ахмед достал вторую отрубленную руку. Сулейман выхватил ее и швырнул под ноги Великому визирю:
– На ней тоже нет никакого шрама!
Рустем снова перевел дыхание…
Кара-Ахмед-паша оторопело смотрел на правую руку без шрама. Он же сам приказал нанести такую рану двойнику. Не выполнили мерзавцы!
Сулейман с трудом, но поднялся в полный рост. Высокий, грозный, он сейчас был как никогда похож на своего великого прадеда
– Но если бы и был, если бы это был настоящий шехзаде Мустафа?! Вы забыли, что это мы приказали казнить изменника?! И мы приказ не отменяли!
Паши разом стали ниже ростом и тоньше, даже Кара-Ахмед-паша, казалось, сдулся, мгновенно похудев и норовя спрятаться от султанского гнева в своем роскошном халате.
– Какое право вы имели усомниться в действиях Рустем-паши, Кара-Ахмед-паша?! Мы приказали поймать и казнить того, кто нарушил спокойствие империи, Рустем-паша выполнял наш приказ! Как вы можете обсуждать наши приказы?
Снова повисла тишина, в которой было слышно даже движение воздуха… Паши задержали дыхание. Позволив несколько мгновений им помучиться, Сулейман вернулся на трон и махнул рукой:
– Пусть уберут.
Снова медленно оглядел стоявших едва живых членов Дивана, усмехнулся:
– Теперь мы видим цену вашей работы. – Чьей именно не сказал. – Во время нашей болезни вы занимались чем угодно, но только не сохранением спокойствия в империи. Кара-Ахмед-паша, отдайте государственную печать, мы больше не можем вам ее доверять.
Кара-Ахмед-паша дрожащими руками вынул печать из висевшего на поясе мешочка. Лишиться поста Великого визиря это еще не самое страшное.
Дрожащие пухлые руки протягивали печать падишаху.
– Рустем-паша, возьмите печать, теперь вы ее хранитель.
И снова взгляды пашей вскинулись вверх, забыв, что должны быть опущены.
Рустем-паша вернулся на пост Великого визиря! Недолго Кара-Ахмед-паша таковым пробыл…
Но это оказалось не все.
– За время вынужденного отсутствия мы не отдыхали, напротив, внимательно изучали все, что было сделано вами, Кара-Ахмед-паша, на посту Великого визиря. – Сулейман снова протянул руку назад, и Ахмед вложил в нее какие-то бумаги. – Вашему богатству могли бы позавидовать многие, паша. Неудивительно, такие взятки… За два года удвоить свое состояние… Вы не просто обобрали империю, но сделали это так открыто и нагло…
– Повелитель, позвольте объяснить…
Сулейман даже глаза не поднял на лепетавшего Кара-Ахмед-пашу, у бедолаги язык заплетался от ужаса, открытое обвинение во взятках грозило уже не просто потерей печати и должности.
– Объясните…
А что объяснять, что взятки берут все? Что надеялся на смену власти и то, что в таком случае никто не спросит? Что подбивала на взятки все та же султанская сестра? Что брал ради новых и новых украшений для Фатьмы Султан?
– Молчите? Конечно,
– А?! – забился в крепких руках охранников Кара-Ахмед-паша. – Повелитель, пощадите! Я все верну! Все верну!
– Конечно, вернете, мы сами вернем. Все и даже больше.
Лицо Сулеймана перекосило, все же каждый шаг, каждое слово, каждый жест давались ему еще с трудом. Он страшно устал играть этот спектакль, махнул рукой:
– Все могут идти. Рустем-паша, останьтесь.
Потерявшего от ужаса сознание Кара-Ахмед-пашу утащили, остальные члены Дивана поспешно покидали помещение, стараясь не повернуться к Повелителю спиной, из-за чего в двери образовался затор. За уносимым Кара-Ахмедом-пашой тянулся… мокрый след – от ужаса мочевой пузырь несчастного царедворца не выдержал…
Роксолана закрыла лицо руками, не в силах больше сдерживаться, по лицу текли крупные слезы, а плечи содрогались от рыданий.
Иосифа Хамона рядом уже не было, он бесшумно скользнул из потайной комнаты и дальше через потайной же ход к помещению для заседаний Дивана. Когда Роксолана снова посмотрела сквозь решетку, Хамон уже давал что-то понюхать Сулейману и следом что-то выпить. Силы Повелителя требовалось поддержать, не настолько он был здоров, чтобы сразу проводить вот такие заседания.
Рустем-паша стоял, опустив голову и сложив руки на животе, как полагалось. Султан приказал остаться, но не сказал зачем.
Сулейман медленно приходил в себя…
– Рустем-паша, ты все сделал верно, но тебя обманули по поводу руки.
– Повелитель, я так рад, что вы смогли…
– Что, спасти тебя?
– Как вы узнали про руку?
– Потом, – отмахнулся Сулейман. – Сейчас иди работать, у тебя много дел. Сначала проверь все распоряжения Кара-Ахмед-паши. С его имуществом я разберусь сам. Иди…
Не рассказывать же ему, сколько сил потребовалось, чтобы провести все это действо.
Больше всего Роксолана жалела, что не имеет права войти в комнату заседаний Дивана, чтобы броситься на шею своему Повелителю.
Она ведь толком понять ничего не успела, когда рука Иосифа Хамона зажала ей рот и над ухом прозвучало:
– Тихо, тихо… Все будет хорошо…
Сулейман стоял уже одетым для выхода, не позволяя дильсизам поддерживать себя.
– Вы?.. Повелитель!..
– Тихо, Хуррем. Потом все объясню. Иди в ту комнату, из которой можно наблюдать за заседаниями Дивана. Меня поддержит Ахмед.
Уже за решеткой, ожидая появления Повелителя, она все же услышала краткое объяснение Хамона:
– Мы знали, что Повелителя пытаются отравить. Таких попыток было несколько. Он принимал противоядие, но когда я вынужден был уехать, Повелителю дали другой яд. Гекче помогла его спасти, но султан предпочел не показывать, что уже пришел в себя.
– Почему?