Роксолана. Королева Османской империи (сборник)

Плачинда Сергей П.

— Не забыла, случайно, еще что-нибудь? — спрашивала строго Оксана.

— Передай батюшке, что Роксолана такая же, какой была в Украине: богобоязненная, и в сердце носит божественное имя Христа.

— Он это хорошо знает. Каждый раз передает свое благословение и просфору. А дар передам как святыню.

* * *

Сын Роксоланы Магомет нажил себе врага еще с пеленок: при дворе жил и рос принц Мустафа, сын Сулеймана от первой жены Фатимы. И хотя своей матери он никогда не видел, но все же был под опекой родной бабушки, старой султанши Гальшки. И бабушка, и вся прислуга ухаживали за принцем, смотрели на него, как на единственного

наследника султаната, и сам принц с детства привык к такому поклонению. Суровый Сулейман любил Роксолану, все это видели, и он никогда не скрывал. Любил и сына Магомета и явно отдавал этому маленькому принцу предпочтение. Это тоже видели все, что очень радовало Роксолану: во всяких, пока мелочных, делах она всегда брала верх, были даже случаи, когда она утихомиривала воинственный пыл султана и делала это ласково, умело. Помогала ей в некоторой степени и Оксана. Оксана жила при Роксолане, как ее подруга и компаньонка. Так хотела Роксолана-султанша, и султан не запрещал, видел в этом только женскую прихоть. Но так только казалось, в действительности все было несколько иначе: Оксана Барат при Роксолане-султанше получила значительно больше прав и обязанностей. Да, она совсем отошла от гарема и уже не интересовалась им: не знала уже этой тоскливой подневольной жизни и ее скудных хлопот. Ко всему и султан изменился — совсем оставил свои сексуальные развлечения и даже двадцатку девушек незаурядной красоты. Сложные государственные дела и семейная жизнь и вовсе отвлекли его от забав, присущих только Востоку.

Бани, построенные Роксоланой в Стамбуле

Оксана Барат в новом окружении получила больше прав на свою, личную жизнь. Благодаря Роксолане получила новый указ на свободный выход в город безо всякого контроля дворцовых шейхов и беев. Евнух Мустафа давно не показывался в султанском дворце: эти две пленницы теперь имели право не только не слушаться его, даже наоборот, они имели право накричать на него или пожаловаться самому султану. Поэтому он только поглядывал издалека на этот дворец и качал головой:

— Много сделал Мустафа для наложниц, много добра, — бормотал он, вздыхая. — Теперь видишь, чего достигли… теперь не хотят и смотреть на бедного Мустафу…

Но он ошибся: Роксолана не забыла старого доброго Мустафу. Она видела, как ему уже трудно следить за капризными гаремными девушками и хотела как-нибудь облегчить его жизнь. В таких делах она шла прямиком к султану, не спрашивая никого, что тоже было новшеством в султанском дворце. Кланялась господину султану, прижав ладонь ко лбу, согласно этикету, садилась в кресло — в свое кресло. На коврах по-турецки Роксолана не сидела.

— Мой господин! — говорила она султану, когда тот отдыхал на подушках и курил кальян. — Мой господин! Мустафа-евнух очень старый…

— Да, степной цветок, Мустафа — старик, — говорил султан, выпуская облака прохладного дыма.

— Надо бы ему отдохнуть, не уследить уже ему за гаремом… Куда ему!

Султан кивнул:

— Что поделаешь, милая, все состаримся… — вздохнул он.

— Отпусти его, господин, на покой, он заслужил.

— А кого я поставлю вместо него, а?

— Поставь молодого евнуха Абдулу, или Гирея, он еще проворнее…

Спустя месяц находчивый Гирей уже по-хозяйски поглядывал на гаремных девушек, а Мустафа жил на лучшей улице города и благодарил Аллаха за большую милость к нему султана

и султанши. О такой искренней заботе самой Роксоланы Мустафа узнал от Оксаны. Но и Оксане старый евнух старался угодить, как мог — он стал часто провожать Оксану в церковь и обратно во дворец, особенно вечером:

— Здесь ходить вечером опасно, — говорил он ей, осторожно переводя через лужи после дождя. — Здесь вечером бродят эти шайтаны янычары — ограбят и зарежут. А со мной не страшно: все эти иноверцы хорошо меня знают и боятся, я же султанское лицо!

* * *

Старый Мустафа освещал фонарем темные закоулки и тихонько бубнил:

— Сердце, Оксана! У меня вчера был знатный бей, один такой старшина. Ты меня слушаешь?

— Да, слушаю внимательно. Посвети вот здесь… И что же этот бей рассказывал?

— Он говорил, что на этой неделе его посетил сам великий визирь Ибрагим. Вот что! Просил дать на какое время триста янычар, таких, которые не боятся ничего в мире и никому не потакают.

— Зачем же они ему понадобились, есть же своя гвардия?

— Гвардии нельзя поручать такие важные дела.

— Какие же это дела?

— Ему, видишь ли, нужно поговорить с самим султаном без свидетелей.

Оксана насторожилась. Она замедлила шаг и пошла рядом со старым евнухом.

— Хочет совершить кровавую расправу? — спрашивала шепотом. — Посвети, Мустафа, в этот темный угол: там промелькнула тень.

— Нет, там никого нет, глаза еще видят неплохо. Хочет, наверно, заставить султана добровольно отречься султанства в пользу старшего султанского сына.

— Какого? Их там несколько.

— В пользу того, которого зовут так же, как и меня.

— Гм… а если не захочет султан этого делать, что будет?

— Да известно что: янычары сделают свое дело и султанское место опустеет, его тогда займет Мустафа-сын.

— Но там же есть еще наследник: маленький сын Роксоланы.

Евнух молчал.

— Сынка Роксоланы тоже могут усыпить, — наконец сказал он и погасил фонарь, они уже подходили к дворцу.

— Ты открыл страшную тайну, Мустафа! Искренне благодарю, тебя никогда не забудет султанша, верь мне!

— Открыл, потому что очень люблю Роксолану: она всегда желала мне добра, я тоже желаю ей добра, это знает сам Аллах.

— То, что ты сказал, я передам ей немедленно.

— Поэтому и передаю эту плохую новость, чтобы вовремя предотвратила беду.

— А если позовет тебя сам султан, не откажешься от своих слов?

— Клянусь тенью Пророка, не побоюсь все повторить самому великому султану, потому что он мой благодетель.

— Еще одно: зачем эту тайну открыл тебе старшина?

— Потому что только я знаю хорошо, что творится во дворце, кто охраняет этот дворец, султана и всю его семью.

— Ты… ты не рассказал старшине, где дверь к султану и к его жене? — шептала напуганная Оксана; ей не терпелось и хотелось сейчас же помчаться к своей любимой пленнице, но была ночь, и надо было как-то дождаться утра.

— Разве я, Мустафа, сошел с ума, чтобы говорить такое. Сказал ему, что во дворце давно не был, на покое я и уже ничего не знаю. Но великий визирь не такой, чтобы бросить это пагубное дело. Правда, он пока не спешит, почему-то колеблется, но все же черные мысли не покинули его и, видимо, никогда и не покинут: он даже мечтает зарезать всех принцев-наследников и самому усесться на султанство. Передай султанше, чтобы берегла себя и великого Сулеймана от несчастья. Торопись, не опоздай: Ибрагим — хитрая собака и все делает быстро, я его хорошо знаю!