Роль морских сил в мировой истории
Шрифт:
Письмо, опубликованное в 1809 году, анонимное, но, судя по содержанию, написанное Гилбертом Блейном, врачом флота, продолжительное время поддерживавшим доверительные отношения с Роднеем, который постоянно болел во время последнего крейсерства, утверждает, что адмирал «редко вспоминал о своей победе 12 апреля 1782 года». Он предпочел бы строить свою репутацию на комбинированной операции против де Гишена 17 апреля 1780 года. Он «смотрел на это сражение своей эскадры меньшей численности с таким офицером, которого считал лучшим во французском флоте, как на возможность покрыть себя неувядаемой славой, если бы его офицеры не проявили неповиновение» [207] . Мало исследователей пожелали бы оспорить эту оценку заслуг Роднея в двух сражениях. Фортуна, однако, распорядилась так, что слава этого флотоводца была поставлена в зависимость от битвы, самой по себе блестящей, но в которую он сам внес наименьший вклад. Она отказала ему в триумфе, когда он больше всего его заслуживал. Главное дело его жизни, в котором совпали заслуги и успех и состоявшее в уничтожении эскадры Лангары у мыса Сан-Висенти, было почти предано забвению. И все же оно свидетельствует о выдающихся качествах флотоводца и заслуживает сравнения с преследованием Хоуком Конфланса [208] .
207
Haddock. Op. cit. Vol. ХХIV P. 404.
208
С. 404.
В течение двух с половиной лет, прошедших с тех пор, как Роднея назначили командовать эскадрой, он добился нескольких крупных успехов и, как отмечалось, взял в плен французского, испанского и голландского адмиралов. «В то время он увеличил численность английского флота на 12 линейных кораблей, захваченных у противника, и уничтожил 5 других неприятельских кораблей. И что замечательно во всем этом, Ville de Paris, говорят, был единственным военным кораблем первого ранга, когда-либо захваченным в плен и приведенным в порт командующим эскадрой какой-либо страны». Несмотря на заслуги Роднея, партикулярный дух, проявлявшийся тогда в Англии с особой силой, и проникший даже в армию и флот, привел к отзыву его со службы во время падения министерства лорда Норта, а его преемник, никому не известный, уже отбыл к месту назначения, когда поступили известия о победе. В обстановке упадка и разочарования, царившей тогда в Англии, победа вызвала необыкновенное ликование и заглушила критику некоторых проявлений прежнего поведения адмирала. Англичанам не хотелось критиковать, и среди преувеличенных восторгов, которые преобладали в отношении достигнутых результатов, никто не думал о возможности добиться большего. Такие настроения сохранялись долгое время. Еще в 1830 году, когда была впервые опубликована «Жизнь Роднея», доказывали, «что французский флот понес такой серьезный урон и потери благодаря победе 12 апреля, что больше не в состоянии оспаривать владычество Великобритании в морях». Этот вздор был извинителен в 1782 году, но не в позднейшее время спокойного осмысления дела. Благоприятные условия мира были получены из-за финансовых затруднений Франции, но отнюдь не из-за слабости ее флота. И если было преувеличение в утверждениях адвокатов мира, будто Англия была не способна спасти Ямайку, то, возможно, она не смогла бы вернуть силой другие острова, переданные ей по мирному договору.
Память о де Грассе всегда будет ассоциироваться с его великими услугами, оказанными Америке. Скорее его имя, а не Рошамбо олицетворяет военную помощь, которую Франция предоставляла борющейся молодой республике, в то время как имя Лафайета напоминает о моральном сочувствии, проявленном так своевременно. Эпизоды жизни де Грасса, которые последовали за большим несчастьем, оборвавшим его карьеру, не могут не интересовать американцев.
После капитуляции Ville de Paris де Грасса отправили в сопровождении английской эскадры и ее трофеев на Ямайку, куда Родней зашел для переоснастки своих кораблей. Таким образом, французский адмирал появился в качестве пленника на острове, который собирался завоевать. И морские офицеры, и все англичане обращались с ним с той преувеличенной благожелательностью, которая легко передается от победителя к побежденному и которую, по крайней мере, заслуживала его доблесть. Говорят, что он не отказывался показаться в ряде случаев на балконе своих апартаментов в Лондоне перед публикой, приветствовавшей отважного француза. Это недостойное равнодушие к оценке своего реального положения, естественно, вызывало негодование соотечественников. Тем более что он не выбирал выражений в осуждении поведения своих подчиненных в злосчастное 12 апреля.
«Он переносит свое несчастье, – писал Гилберт Блейн, – невозмутимо, сознавая, как он говорит, что выполнил свой долг… Он приписывает свое несчастье не меньшей численности своей эскадры, но постыдному бегству офицеров кораблей, которым он подал сигнал собраться вокруг него и даже кричал, чтобы они держались рядом, но те бросили его» [209] .
Это был лейтмотив всех его высказываний. В письме с английского флагмана через день после битвы он «взвалил на большинство своих капитанов ответственность за несчастья этого дня. Некоторые не исполняли его сигналы, другие, особенно капитаны кораблей Languedoc и Couronne, то есть его переднего и заднего мателотов, бросили его» [210] . Де Грасс не ограничивался, однако, официальными донесениями, но, пока жил пленником в Лондоне, опубликовал несколько памфлетов на ту же тему, которые разослал по всей Европе. Французские власти, считая, естественно, что офицер не должен бросать подобным образом тень на честь морского корпуса своей страны без достаточных оснований, решили разыскать и примерно наказать всех виновных в поражении. Капитаны Languedoc и Couronne, едва оказавшись во Франции, были заключены в тюрьму, а все документы, вахтенные журналы и т. д., относящиеся к делу, были собраны вместе. Учитывая все эти обстоятельства, не следует удивляться тому, что по возвращении во Францию де Грасс, выражаясь его словами, «не обнаружил никого, кто бы протянул ему руку» [211] . Лишь в начале 1784 года все обвиняемые и свидетели были готовы предстать перед военным трибуналом. Но итогом трибунала стало полное и всестороннее оправдание почти всех, кого де Грасс подвергал нападкам, тех же, у кого нашли вину, судили снисходительно и вынесли им лишь легкие взыскания. «Тем не менее, – осторожно выражается французский историк, – нельзя не заметить в связи с решениями суда, что пленение адмирала, командовавшего эскадрой в 30 линейных кораблей, является историческим прецедентом, который заставляет печалиться всю нацию» [212] . Что касается руководства боем со стороны адмирала, то трибунал нашел, что угроза Zele, возникшая утром 12 апреля, не оправдывала решение идти полным ветром столь длительное время, как это имело место. Суд счел, что поврежденный французский корабль шел в полосе бриза, которым тогда еще не могли воспользоваться английские корабли, находившиеся в 5 милях к югу, и который позволил Zele прийти в Бас-Тер в 10 утра. Наконец, по мнению суда, французская эскадра должна была построиться в линию на том же галсе, что и английская эскадра, поскольку, продолжая двигаться на юг, она попала в зону штиля и слабого ветра у северной оконечности Доминики [213] .
209
Rodney. Op. cit. Vol. II. P. 242.
210
Chevalier. Histoire de la Marine Frangaise. P. 311.
211
Письмо де Грасса Кергулену (Letter of De Grasse to Kerguelen // Kerguelen. Op. cit. P. 263).
212
Troude. Op. cit. Интересно отметить в этой связи, что один из кораблей, находившийся близ французского адмирала, когда тот сдавался, был Pluton, который,
213
Troude. Op. cit. Vol. II. P. 147.
Де Грасс был крайне разочарован выводами суда и был настолько неблагоразумен, что написал письмо министру флота с протестом против них и требованием проведения нового судебного разбирательства. Министр, получив его протест, отвечал от имени короля. Прокомментировав памфлеты, которые распространились так широко, и противоречия содержавшихся в них заявлений показаниям перед судом, министр заключил свой ответ этими вескими словами: «Проигрыш сражения нельзя относить к промахам отдельных офицеров, то есть командиров отдельных кораблей. Из решений суда следует, что вы позволили себе необоснованными обвинениями порочить репутацию ряда офицеров с целью оправдаться в общественном мнении за плачевный итог сражения, причину которого вы, возможно, находите в нехватке сил, в превратностях войны, в обстоятельствах, которые невозможно контролировать. Его Величество хочет верить, что вы сделали все, что могли, для предотвращения несчастий этого дня. Но он не может быть так же снисходителен к вашим несправедливым обвинениям тех офицеров его флота, с которых снята вина за происшедшее. Его Величество разочарован вашим поведением в этом отношении, запрещает вам являться к нему на аудиенцию. Я передаю его распоряжения с сожалением и присоединяю мой собственный совет вам удалиться в сложившихся обстоятельствах в свое имение».
Де Грасс умер в январе 1788 года. Его удачливый соперник, Родней, получивший в награду пэрство и пенсию, прожил до 1792 года. Худ тоже был пожалован пэрством и отличился, командуя флотом на раннем этапе Французской революции. Он заслужил восхищение Нельсона, который служил под его командой, но серьезные разногласия с адмиралтейством заставили Худа уйти в отставку без прибавления новых блестящих достижений к своей репутации. Он умер в 1816 году в преклонном возрасте девяноста двух лет.
Глава 14
Война 1778–1783 годов между Великобританией и странами, где правили представители династии Бурбонов, которая сложными узами оказалась связана с борьбой американцев за независимость, в одном отношении занимает особое место. Это была чисто морская война. Союзные королевства не только старательно воздерживались от вмешательства в военные конфликты на континенте, которые Англия в соответствии со своей традиционной политикой стремилась разжечь, но между двумя союзниками осуществлялась координация морской политики, чего не существовало со времени Турвиля. Спорные территории, цели, ради которых затевалась война или на которые она была нацелена, находились большей частью вдали от Европы. Ни одна из этих территорий не являлась частью Европейского континента. Единственное исключение представлял собой Гибралтар. Борьбе за эту крепость, расположенную на краю сурового и бесплодного выступа суши, отделенного от других стран территорией Испании и, далее, Франции, никогда не угрожало втягивание каких-либо иных сторон, кроме непосредственно заинтересованных.
В подобных условиях не велась ни одна война в эпоху между восшествием на престол Людовика ХГУ и падением Наполеона. Был период, во время правления Людовика ХГУ, когда французский флот превосходил в численности и оснащении английский и голландский флоты. Но политика и амбиции суверена преследовали тогда, как правило, экспансионистские цели на континенте, а сила его флота, не имевшая адекватной политической опоры, оставалась эфемерной. В течение первых трех четвертей ХУШ века морская сила Англии практически не сдерживалась. Хотя она оказывала большое влияние на решение проблем того времени, отсутствие достойных противников не позволяло извлечь из операций британского флота полезные уроки с военной точки зрения. В дальнейших войнах Французской республики и Британской империи внешнее равенство в численности кораблей и калибрах морской артиллерии было иллюзорным в силу деморализации французских офицеров и матросов, происшедшей от причин, о которых здесь нет необходимости долго распространяться. После нескольких лет самоотверженных, но бесплодных усилий страшная катастрофа при Трафальгаре возвестила миру о профессиональной непригодности французского и испанского флотов. Ее еще до этого своим острым зрением заметили Нельсон и его соратники. Этим объясняется пренебрежение, характеризовавшее отношение и, до некоторой степени, тактику Нельсона в отношении французов и испанцев. С этого времени французский император «отвратил свой взор от единственной военной сферы, где ему изменяла фортуна. Он решил преследовать Англию повсюду за пределами морей. Он занялся восстановлением своего флота, не предоставляя ему хотя бы доли участия в борьбе, ставшей ожесточенной более, чем когда-либо… До последнего дня существования империи он отказывал восстановившемуся флоту, полному энтузиазма и уверенности в своих силах, в возможности помериться силами с противником» [214] . Великобритания заняла свое прежнее положение бесспорной владычицы морей.
214
Graviere de la J. Op. cit. Vol. II. P. 255.
Исследователь морской войны поэтому испытывает особый интерес к планам и методам, используемым сторонами великого противостояния, и особенно там, где они соприкасаются со стратегией всей войны или определенных больших и четко определенных ее театров. Его интерес вызывает стратегическая цель, которая обеспечила или должна была обеспечить преемственность сражениям этих театров войны, с первого до последнего. Интересны также стратегические операции, которые повлияли во благо или во зло на превратности войны в более ограниченные периоды времени, которые можно назвать морскими кампаниями. Ведь нельзя согласиться с тем, что эти конкретные сражения, даже на сегодняшний день, полностью лишены полезных тактических уроков, извлечение которых являлось одной из целей этой книги. Несомненно верно и то, что, подобно всем историческим тактическим принципам, которыми руководствовались в сражениях того времени, их нынешняя польза для исследователя состоит скорее в тренировке ума, в выработке привычки к правильному тактическому мышлению, чем в предоставлении образцов для слепого подражания. С другой стороны, действия, которые предшествуют или подготавливают великие сражения (благодаря сочетанию в них искусства и энергии), достигают великих целей без фактического применения оружия и зависят от факторов более постоянных, чем оружие эпохи, и, следовательно, обеспечены принципами более долговременного значения.
В войне ради какой-то цели, даже если эта цель состоит в захвате конкретной территории или позиции, прямое нападение на искомый объект может и не быть, с военной точки зрения, наилучшим средством овладения таким объектом. Цель, которой подчиняются определенные военные операции, может, следовательно, отличаться от того объекта, которым враждующие стороны желают овладеть, и она получила собственное название – стратегическая цель. В критическом разборе любой войны исследователю необходимо прежде всего ясно определить цели, которых добивается каждая из враждующих сторон, затем убедиться, сможет ли выбранная стратегия при благоприятных обстоятельствах привести к достижению поставленных целей, и, наконец, изучить достоинства или недостатки разных операций, которыми реализуется стратегическая цель. Добросовестность такого критического разбора зависит от объема работы, который готов выполнить исследователь. Но разбор станет в целом яснее, если контуры, дающие только основные черты (не обремененные подробностями), будут предшествовать более подробному обсуждению. Когда основные направления схвачены, то детали легко прилагаются к ним и становятся на свои места. Здесь будут предприняты усилия с целью наметить такие контуры, которые, сами по себе, не будут выходить за пределы исследуемой темы.