Роль «зрелой женщины»
Шрифт:
— Расслабься, и помолодеешь. А какой парень! Кто он? Кто-то же привел его. Наверное, друзья сына.
— Вы незнакомы? Как романтично! В вашем доме объявился прекрасный незнакомец.
Из столовой доносился шум удавшегося банкета. Закипали чайники, заварка уже поспела. Хозяйка резала на кусочки слоеный торт с яблочным желе, Ирина десертной лопаточкой укладывала их на плоский дубовый круг, схваченный серебряным чеканным ободом с двумя витыми ручками. Потом пришла очередь пахлавы, пирога с лимоном. Капустный был давно уже на столе и сейчас под
— Ах, Настенька, — прослезилась Ирина, — помнишь, как все меня баловали!
— Помню, голубка моя.
— И песню в мою честь сложили. Один сокурсник. Тра-ля-ля, тра-ля-ля…
Она украсила вазу с мороженым мелкими ягодами, полила ликером, и поставила на поднос вместе с розетками.
— Ну, неси, покрасуйся перед всеми.
— Ах, Настя! О чем ты говоришь…
— Не паникуй, Иришка, все еще будет… Неси, неси.
Ирина расставила розетки, опустила на середину стола вазу с мороженым.
В столовой раздались аплодисменты.
Она вернулась на кухню, и Насте вновь пришлось выслушивать ее воспоминания. Беда с подвыпившими подругами! Только бы не расплакалась окончательно.
— Однажды Сережа приехал на съемки, — говорила Ирина, — и вошел с гитарой. А его не было недели три. А я… вот любовь-то! я — ах! и сползла по стенке. Любовный обморок, подумать только!
На кухню осторожно заглянул Виталий. Не увидев соперников, он ободрился, сделал обиженное лицо.
— Это нечестно, — протянул капризно. — Все меня бросили, а мне скучно. С кем я танцевать должен?
И увлек Ирину в коридор.
Музыка звучала по всей квартире. Балконная дверь была открыта, над горбатыми крышами светилось ранне-вечернее небо. Можно было пойти погулять внизу по маленькому скверику и вновь вернуться к столу, к пирогам и чаю. Шумной гурьбой гости спустились по лестнице, захватив с собой ракетки и воланчик.
Виталий увлек Ирину в укромный уголок. О, волшебство! О, молодость! Где же она была, как жила? На глазах блестели слезы. Виталий осмелел. Крепко прижал к себе, поцеловал глубоким мужским поцелуем, от которого она ослабела вконец.
— Когда тебе позвонить? Завтра. Жди меня. О, что это будет!
Ночь в поезде набегает быстро. Сначала просто смотрят в окно, замечая, как уходят окраины города и мелькают северные короткие пригороды с деревянными домами и серыми стенками из поленьев возле них. Вот начались луга, высокие сосны, поляны, полуосвещенные заходящим солнцем, длинные тени он невысоких холмов. Леса обильные, темные сплошняком идут вдоль полотна, насыщая нетерпеливый, после морских просторов, голод глаз.
Попутчики уже рассказали Климу, что они, Смирновы, дружная, многодетная семья, что старшая дочь давно замужем, у нее свои дети, младшенькая — вот она, с родителями, а сыновья служат в армии, но, слава Богу, не в горячих точках, причем старший сын всего неделю как демобилизовался и собрался жениться в Брянске.
— В Брянске? — вежливо удивился Клим.
Супруги поведали
— Раз невесту там нашел, в Брянске-то, да решил у нее остаться, значит, на свадьбу туда и едем. Другой сын еще служит, у него еще все впереди, — тревога промелькнула на лице матери. Женщина прижала к себе пригревшуюся дочку. — Вот младшенькая, утешение наше.
Всем своим поведением показывала она, как крепко стоит в жизни, как однозначно и непоколебимо устроен для нее мир, и как она горда и счастлива.
— Одно слово, Смирновы, — удовлетворенно закончила она. — На каждом шагу друг другу нужны. И дети воспитаны так же. А вы в командировку? — без перехода спросила она, рассчитывая на ответную откровенность.
Клим улыбнулся. Нерушимая твердыня этого семейства была ясна с первого взгляда. С высоты их воинствующего превосходства вполне ожидаемы были и настороженность, и враждебность к его шатким устоям, даже прямое нападение, поэтому ответил кратко, чтобы не дразнить.
— У меня несколько иные обстоятельства.
— Что ж супруга не проводила?
Он не успел ответить. В проеме купе нарисовался босс, он принес Климу тарелку апельсинов.
— Угощайся, капитан.
— Спасибо, Магомед.
Клим предложил всем. Муж соседки с опаской покачал головой.
— Ну и громила.
— Угощайтесь, пожалуйста, — Клим посмотрел на девочку и протянул ей самый крупный апельсин.
Но та боязливо вжалась в мать.
— Вы с ним знакомы? — полюбопытствовал сосед.
— Да, — небрежно ответил Клим, — на моем корабле весь их товар прибыл. Не опасайтесь.
— На торговом флоте ходите? — с серьезностью осведомился сосед. — Кем, если не секрет?
— Старшим помощником капитана.
— О-о.
Ответ всех успокоил, Смирновы потянулись за апельсинами. В купе запахло субтропиками.
Климу хотелось забраться на верхнюю полку и думать о том, на что он, наконец-то, решился, и что предпринять в первую очередь, но дорожный обычай требовал беседы, и он выдерживал как мог все более и более прицельные вопросы соседки. И проиграл. Несмотря на его уклончивость в воображении многодетной матери нарисовался весьма невыгодный образ сидящего напротив человека, едущего без семьи, в полную неизвестность. Даже Шук, крепко обнявший отца у нее на глазах, не поколебал его. Женщина замолчала до самого утра.
Его оставили в покое.
Клим лег на спину, стал думать, пока не заснул. Во сне увидел освещенную сцену, синее сияние, родное и близкое.
Поднялся на самой заре. В рассветных сумерках, среди лесов и озер мчался длинный голубой состав. Сизые туманы лежали в долинах, просвеченные кое-где рыбацкими кострами, доносился запах дыма, речной воды, свежей примятой травы. Все это медленно поворачивалось, уходило вдаль, сменялось новыми реками, оврагами, полными утренних рос, зеленой густой листвы, по которым ходили туманы. Поезд мчался на юг.