Роман без героя
Шрифт:
– А мог он поступить по-другому?
Тогда я лишь пожал плечами.
Глава 9
ДЕЛО ПАХНЕТ КЕРОСИНОМ
Иосиф о спасении и вечном страхе перед малыми и большими псами
Мой старший сын, когда был маленьким и ему становилось страшно в кино, закрывал глаза. Мой младший сын уходит от реальности в компьютерный, виртуальный мир.
Я спасаюсь своим романом. Воспоминаниями. Это мир не совсем
Я точно знаю: от того, что было со мной вчера, зависит мое завтра. Сегодняшнего дня нет. Настоящее ускользает от меня…
Но жить надо в дне сегодняшнем. Чтобы наступило будущее. Какое – это уже другой вопрос.
В тот день я собирался на прием к главе района Степану Карагодину. И чувствовал, как страх подбирается к моему слабому месту – горлу. Он стал сдавливать его уже с утра, когда я пил кофе на кухне, с тоской глядя на телефон: хоть бы позвонил кто… Моргуша или Паша. Но никто не звонил. И я за кофе наугад открыл «Записки мёртвого пса». Попал на философствования Фоки Лукича. Одно из тех мест, которое Паша называл «Евангелие от Фоки»:
«НЕ ПУТАТЬ ОТЕЧЕСТВО С «ВАШИМ ПРЕВОСХОДИТЕЛЬТСВОМ»
Из «Записок мёртвого пса»
«Русские – нация умная, ново все времена русские – царедворцы. Печально, что мы частенько путаем слова «отечество» и «ваше превосходительство». Мы, русские – обязательно царедворцы: солдаты, церковники, шпионы, тюремщики, палачи, жертвы палачей… Мы и дело делаем, как царедворцы. До чего может дойти с общество, в основе которого нет человеческого достоинства?
Россией правит класс второстепенных чиновников. Бюрократия – единственная реальная сила, ограничивающая фактически даже власть вождя. Но хуже всего, что чиновничество в своей массе враждебно относится к любому существующему строю. Их внутренний пёс постоянно огрызается на любое дельное указание или приказание, хотя внешне у пса – абсолютная покорность и верноподданность. И никогда не узнаешь, чего больше в нём, в чиновнике, – внешней рабской покорности или скрытой злобы и бунтарства».
В приемную Карагодина я пришел загодя, минут за двадцать до назначенного срока. Секретарша Зоя холодно со мной поздоровалась, на мою попытку вызвать на разговор не отреагировала. «Эти шавочки, – подумал я, – только подгавкивают своему хозяину. Чего на них обижаться?».
– Вот, распишитесь, пожалуйста, здесь… В получении уведомления, – сказала Зоя.
– В уведомлении чего? – не понял я.
– В том, что администрация вас уведомляет, что из-за дефицита бюджетных средств она выходит из состава учредителей районной газеты «Краснослободские зори»…
Я
– Воды? – заволновалась Зоя, глядя на мои дрожавшие руки.
– Спасибо, – покачал я головой. – Не гимназистка, в обморок не упаду.
– А где вы сейчас, Иосиф Климович? – спросила секретарша и сама глотнула водички.
– В России, – ответил я. – Сами видите…
– Я не об этом…
– А я как раз об этом.
– Пишите всё?
– Всё пишу.
Один из телефонов на Зоином столе зазвонил. Девушка сняла трубку и кивнула мне:
– Можно заходить.
– Благодарю вас, барышня.
Степан Григорьевич сидел за столом торжественно и монументально. В голову сразу же пришла строчка из песни нашей юности: «Сижу на нарах, как король на именинах».
– А-а… – оторвался он от документов, с которыми, как я думаю, не только работал, но и спать ложился в одну койку. – Господин писатель!.. Какими судьбами?
– По вашу душу, – грустно пошутил я.
– Я вызывал?
– Моргуша сказала, что вы… На восемнадцать ноль ноль. Вот явился, не запылился…
– А зачем это я тебя вызывал? – издевался Степка-чертенок. – Ты, мой дорогой однокашник, не знаешь?
– Знаю, – ответил я. – Уведомление вручить. Чтобы, так сказать, не возникало никаких юридических иллюзий у безвременно уволенного главного редактора.
Он засунул длинные пальцы под модные полосатые подтяжки, оттянул резинку и звучно, будто выстрелил, себя по пивному животу.
– Я вас, Иосиф Климович, не увольнял… Я вас уведомил, что денег на газетку, которая слона покусывает, как сбесившаяся шавка, в бюджете района нет. А на нет, в России, как известно, суда нет…
– Я и не собирался в суд идти.
– Можем и полюбовно договориться…
– Не верю… Так один режиссер давал оценку игры своих актеров.
– Только без оскорблений. Я не актер. А ты, тем более, не режиссер. Ты – безработный. Значит, никто.
– И последние станут первыми…
– Это, мой друг Иосиф, все сказки… Первые и стали первыми. Это историческая правда. Ты ведь историк по основному образованию?
– Если под «первыми» вы подразумеваете первых секретарей, то это действительно исторический факт. Признаю…
Он помолчал, улыбнулся:
– Редкий случай, когда вы, господин бывший главный редактор, признаете свои ошибки… Это говорит мне о том, что не все еще потеряно.
– Уведомление вручено. Я могу идти? – спросил я.