Роман Нелюбовича

Велесов Олег

– Так же, наверное. Куприн, Чехов, дядя Гиляй, Ремарк, Бунин. Многих читал, кого-то через силу, кого-то с удовольствием, но след в душе остался.

– И, наверное, не только в душе?

– Вы о чём?

– Почитал я ваши рассказы. И повесть там у вас небольшая. Есть некоторые вопросы, пожелания.

– Например?

Я приготовился выслушать, чего такого хорошего и чего такого плохого с точки зрения редактора есть в моих рассказах, но Геннадий Григорьевич на критику оказался скуп.

– В целом мне понравилось. Понравилось. Посмотрю, что можно напечатать.

Уже есть намётки. На гонорар, кстати, не рассчитывайте. Мы издательство малобюджетное, лишних денег не имеем, поэтому авторские гонорары выдаём исключительно бесплатной подпиской на три месяца. Устраивает?

– Вполне. Печатайте по одному рассказу каждый квартал, чтобы обеспечить мне полногодичую подписку, и наша дружба никогда не иссякнет.

– А вот и я, заждались? – на крыльцо вышла Мария Александровна. Она навесила на дверь хозяйственный замок и щёлкнула ключом. Замок слабенький, такой сковырнуть – дел на две секунды.

– Вы, гляжу, воров совсем не боитесь, – зачем-то сказал я.

– А чего их боятся, – откликнулась Мария Александровна. – У нас кроме книг воровать нечего. А и украдут не страшно. К литературе приобщатся.

Она взяла мужа под руку, и мы пошли по улице в сторону вокзала. Залаяла собака, ей принялась вторить другая. В уши начали гундосить комары, где-то впереди завёлся мотоцикл. Следом прогудела вечерняя электричка, загрохотала колёсами по рельсам. Как, наверное, неудобно жить у железнодорожных путей и слушать ночами проходящие поезда.

– Роман Евгеньевич, а почему вы решили переехать в наш городок? – спросила Мария Александровна. – Из центра да в провинцию! Это нешуточный шаг.

Да какие тут шутки. Признаться, я и сам не понимал до конца, почему решил уехать. До сих пор не понимал. Отговорки, что, дескать, пенсия, наследство и прочая казуистика, не более чем отговорки. А настоящая причина… Я не то чтобы её не знал – не мог сформулировать, поэтому всегда говорил придуманную и действующую наверняка версию.

– Жить у вас дешевле. Продукты, коммуналка, огород опять же. Нынче пенсии маленькие, надо как-то выкручиваться.

Я посмотрел на Марию Александровну, думал, она скажет, что, мол, устроился бы на другую работу, вот и прибавка. Но она не сказала, лишь пожала неопределённо плечами.

– Роман Евгеньевич, а ваши занятия литературой – это серьёзно? Или просто увлечение?

– Почему вы спрашиваете об этом?

– Машеньке нравится, как вы пишите, – пояснил Геннадий Григорьевич. – Она даже сравнила вас с одним известным автором.

– С кем, если не секрет?

– Секрет, – совсем по-девчоночьи улыбнулась Мария Александровна. – А то зазнаетесь и ляжете почивать на лавры. А вы нам нужны бодреньким.

– Жаль, – вздохнул я, – было бы интересно узнать. А то вдруг окажется, что тот автор для меня совсем не авторитет.

– И всё же: серьёзно или?..

– Иногда мне кажется, что серьёзно, иногда хочется всё бросить и забыть. Кому нужна сегодня литература? Это при Советском Союзе мы были самой читающей страной в мире, а сейчас в десятку хотя бы входим? Телевизоры

украли у нас читателя, как в своё время кино увело из театров зрителей.

– Ну, это старая сказка, – отмахнулся Геннадий Григорьевич. – Театров не стало меньше и они по-прежнему полны. А книжные магазины… Когда вы последний раз были в книжном магазине?

– Я… – я растерялся. – Даже не припомню, если честно. Давно. Может быть… Нет, не хочу врать, не помню.

– Вот видите, это вы перестали быть читателем! – ткнул в меня пальцем Геннадий Григорьевич. – Вы решили стать автором и перестали быть читателем. А между тем в книжных магазинах если не аншлаг, то ярмарка несомненно. Поверьте, я знаю, я хожу туда регулярно. Рядом с рыночной площадью есть универмаг, зайдите, полюбопытствуйте. Не так давно там открыли книжный прилавок. Выбор не богатый, да и авторский контингент представлен не самый увлекательный, но народ от прилавка не отходит. А вы – украли! Истинного читателя никто не украдёт.

Я хотел сказать, что истинного читателя ещё воспитать надо. Сегодня у ребёнка с самого рождения перед глазами сначала телевизор, потом монитор, потом дисплей телефона, и на всём этом разнообразии экранов отображаются отнюдь не книжные страницы. Но бог с ним – бог с ним. Стоит ли затевать спор с человеком безусловно разбирающимся в диагностике современной литературы? Разумеется, не стоит. Я и не стал. Мы поговорили немного о погоде, о ценах на бензин. Мария Александровна посетовала на соседей, которые через чур громко включают магнитофон по утрам, и всё свелось к разговору о человеческой природе.

Перед зданием вокзала мы расстались. Я остался ждать автобус, Арбатовы пошли дальше. Они жили недалеко, где-то у рынка или за ним. Геннадий Григорьевич пожал мне на прощанье руку и просил завтра с утра зайти в редакцию, а Мария Александровна сказала, что очень рада нашему знакомству, я ответил, что это чувство взаимно.

5

В десятом часу утра я уже стоял возле редакции. Я не сомневался, для чего Арбатов позвал меня, конечно же, чтобы обсудить какой рассказ напечатать первым, и мне это льстило. На форумах часто говорили о том, что с первого раза на страницы печатного издания попасть сложно, почти невозможно, редакторы-звери заступают дорогу новым авторам. А я попал. И пусть «Пужанский вестник» не «Литературная газета», но всё-таки газета, её прочтут люди, много людей, и обо мне узнают. Приятно.

Дорога к редакторскому столу была знакома. Я прошёл по коридору мимо первой двери, которая на этот раз оказалась открытой; я даже заглянул в неё мельком и успел разглядеть женщину. Именно она разговаривала с Марией Александровной возле журнального столика, а потом в процессе встречи пугала меня своими виршами. Лёгким наклоном головы я поприветствовал её, хотя она этого, кажется, не заметила, и толкнул дверь в редакторский кабинет.

Сначала я увидел чёрный платок, или как там его – Илья Герасимов. Он стоял облокотившись о подоконник и что-то говорил, но при виде меня замолчал, выпрямился и сложил руки на груди.