Роман о девочках (сборник)
Шрифт:
– Караул! Раздевают, – сказал он, снимая рубаху.
– Что такое «караул»? – спросила она.
– Караул – это караул.
– А? – понятно! Я сейчас.
И она вошла в холл и независимо спросила у портье ключ. В окне второго этажа вспыхнул свет, а через паузу вниз полетели брюки и рубаха. Ромео оделся, и к нему спустилась Джульетта в красивом платье и причесанная.
– Ты уже одет? – спросила она.
– О да! Только не так красиво.
– Давай я тебя причешу.
Она расчесала
– Все!
– Нет не все! Пойдем продолжать переодевание. Ко мне – это рядом.
Пока он был под душем и одевался, она смотрела его картины, и они, конечно, нравились.
– Ты поешь? – спросила она, когда он был готов, кивнув на гитару!
– Попеваю.
– А какая разница?
– Ну, я говорю нараспев стихи и перебираю струны. Получается печально и интимно. Вот так! – Он перебрал струны.
– Спой!
– Я не пою.
– Ну говори под гитару.
– Как-нибудь потом. Пойдем что-нибудь съедим и выпьем!
Они спустились в ресторан. Официанты узнавали его и благосклонно оглядывали его спутницу. И из уважения приветствовали его по-русски. Только вместо «здравствуй» говорили «спасибо!».
– Они тебя любят! – сказала она, когда они устроились за маленьким столиком на террасе – прямо над морем.
– Они любят русских, – ответил он.
– Почему?
– Потому что мы славяне и из-за войны. В Югославии знают, что это такое.
– Везде знают, что это.
– В Югославии особенно. Они даже говорят: наша страна до Владивостока.
Оркестр заиграл какую-то русскую песню, и певица спела ее по-югославски.
– Мне мясо, – сказала она официанту, – и кофе.
– Мне тоже и… что-нибудь выпить.
– Русская? – улыбнулся официант.
– Нет! Француженка.
– Но это то же самое, – нашелся официант, не желая ее обидеть, и убежал.
– А ты красивая, – сказал он вдруг, – жаль, если бы ты утонула!
– Я не утонула бы. Ты что рисуешь?
Он рисовал на салфетке.
– Тебя! Как ты выходишь из воды.
– Из морской пены! Афродита пенорожденная! Нарисуй что-нибудь из Москвы.
– Хорошо. А ты будешь узнавать, что это.
– Я постараюсь, если ты хороший художник.
– Я хороший!
– Я говорю, если ты хороший художник.
– Я хороший художник. Что это?
– Это Кремль.
– Надо же. Неужели похоже?
– Похоже.
Салфетки (ложились на стол) с видами Москвы.
– Этого я не узнаю, – сказала она.
– Это мой дом.
– Где это?
– На Садовом кольце, около площади Маяковского.
– А это набережная Сены! Ты был в Париже?
– Нет! Но это набережная Москвы-реки.
– Может быть – я не помню. Но это правда площадь Согласия! – воскликнула она. – Откуда ты знаешь?
–
Он набрасывал карандашом контуры всем на свете знакомых парижских достопримечательностей, и оркестр вдруг заиграл французскую мелодию, сразу после русской, без перехода, и певица спела ее по-югославски.
Пришел официант, чему-то ухмыляясь. Это, вероятно, он попросил оркестрантов сыграть что-нибудь для французской гостьи.
<1973 или лето 1974 года>
В самолете
<…> птица, но снова не страшная. Она что-то просвистала, именно просвистала, из чего я понял, что это – душа лайнера, она и была похожа на лайнер, только могла улыбаться и говорить.
Девушка рядом снова молча объяснила мне, что слезы – это боль металла, оттого, что ему трудно во время взлета. Я очень легко поверил и спросил:
– Неужели ничего нельзя поделать с этим?
– Нет! – тоже печально, но и не горько ответила она.
«…На борту нашего лайнера «Ту-154», – услышал я голос – видимо, проходя, задели мою гитару, и я услышал реальность. А потом снова:
– Знаете, как много чудес наверху?
– Почему?
– Потому что мне легче там, – сказала девушка и стала исчезать, потом снова обретать форму, но другую уже, потом снова – целый калейдоскоп.
И человек передо мной тоже становился то моими друзьями, то никогда не виданными мной людьми.
Потом – забыл, помню только: была музыка, разные чудеса и превращения, которые жутко хотел бы запомнить, но они улетучились, потому что это – сон.
<декабрь 1979 года>
Текст программы для встреч со зрителем актера В. Высоцкого
I. Моя первая работа в кино. Фильм «Сверстницы», где я говорил одну фразу: «Сундук и корыто». Волнение. Повторял на 10 интонаций. И в результате – сказал ее с кавказским акцентом, высоким голоском и еще заикаясь. Это – первое боевое крещение.
II. 1960 год – фильм «Карьера Димы Горина». Роль шофера Софрона, и в этом же году «713 просит посадки». Роль американского моряка. Разные характеры, но в обоих случаях персонажи совсем не положительные. Оба пытаются приставать к девушке. Ну, а потом – расплата! Били в обеих картинах. Это было ощутимое знакомство со спецификой кино. Много дублей, а кино реалистичное из искусств. Так что все в натуральном виде – еда настоящая, водить машину по-настоящему, удары настоящие. Тогда впервые подумал всерьез и с нежностью даже об условном театре или кино. Но…