Роман о Лондоне

Црнянский Милош

Потом они молча пили чай.

Не успели кончить, как вошел портье и взял ее чемодан и плащ. Передал ей и букет цветов. Прощаясь с ней внизу у лифта, привратник казался очень смущенным. Репнина поразило, до какой степени растрогался этот пожилой человек. Он пожелал ей счастливого пути.

Надя вручила ему какую-то коробочку — подарок для жены. Он проводил ее до такси и был явно расстроен. Когда Репнин сел в машину, он закрыл за ним дверь и продолжал стоять у входа, пока машина разворачивалась вокруг фонтана перед домом.

Его седая голова еле заметно повертывалась, провожая автомобиль.

По дороге на вокзал Репнин и его

жена обменялись лишь двумя-тремя фразами. Они ехали по улицам Лондона и словно бы наблюдали его из центра кружащейся перед ними панорамы. В какое-то мгновение, среди обоюдного молчания, Репнину показалось, что жена иронически ухмыльнулась. Ее густые волосы странно блестели в свете, отраженном автомобильным зеркальцем, а лоб приобрел какую-то особую бледность. Она была без шляпы. Брови с резким изломом, а глаза — густой смарагд. Несколько припухшие губы были крепко стиснуты. Кто знает отчего, на лице, в уголках рта застыла едва заметная улыбка. Она положила руку на руку, чтобы пальцы не дрожали. А грудь высоко вздымалась. Почему она улыбается? — спрашивал про себя Репнин. Она никогда не была так молчалива.

Будто бы разгадав его мысли, Надя спокойно сказала, что у нее все в порядке. Она договорилась, чтобы горничные из домового клуба ежедневно приходили к нему на восьмой этаж с пылесосом и убирали в комнате. И чай ему будут приносить. Сегодня вечером он получит приглашение от генеральши Барсутовой и их молоденькой соотечественницы леди Парк. Она обещала им, что он придет. Она просит его пойти к ним. Они хотели приехать и на вокзал, но она попросила их этого не делать.

Какое-то новое выражение ее лица и совсем изменившийся голос заставили Репнина слушать жену молча, ибо он опасался, что этого спокойствия надолго не хватит. Он произносил лишь отрывочные, ничего не значащие слова. Ласково взял ее за руку.

Машина миновала Гайд-парк.

Кругом все зеленело, цвели деревья. Перед входом в вокзал Виктории была толчея. Это были дни открытия воздушного сообщения с Берлином. Переброска продовольствия самолетами в блокированный Берлин. Газеты в своих экстренных выпусках сообщали множество подробностей.

Как на такой шаг прореагирует Кремль?

Они добрались до поезда, следующего в порт. С трудом пробились сквозь толпу пассажиров.

В вагоне на заранее забронированных ими местах сидели какие-то молодые люди, но они тут же учтиво их освободили. Поезд был битком набит.

Надя и здесь продолжала молчать.

Смотрела в окно.

Потом тихо, почти шепотом начала пересказывать ему содержание полученных в последние дни писем от Марии Петровны, которые он даже не удосужился прочесть. У нее сложилось впечатление, что тетка искренне радуется ее приезду и так же искренне уверена, что добьется разрешения и для него. На это потребуется, конечно, месяца три. Ему не следует поступать в это время на работу в Лондоне, пусть просто отдохнет от всего, что пришлось им обоим пережить за последние годы. Немало они намучились. Сейчас это уже не имеет значения. Надо все забыть.

Пусть еще раз попытается продать свои книги об охоте в Сибири. Кто знает, может быть, на этот раз повезет? И пусть не смущаясь играет на бегах — и за нее тоже. Я вас прошу, Коля — и за меня тоже. Проигрыш поделят пополам. Поровну.

Она уверена, что уже через месяц во всем разберется и будет точно знать — где лучше для эмигрантов: в Лондоне или в Америке? Она думает, там

лучше. Придумала для себя три новые куклы.

Уже после, трясясь в поезде, Репнин ясно осознал, что он наделал, уговорив жену переехать к тетке. До него как-то вдруг дошло, что она и впрямь уезжает. Что целых три месяца, а может быть, и дольше он не сможет ее увидеть. Он спрашивал себя, увидятся ли они вообще когда-нибудь еще.

Его снова охватили мысли о самоубийстве.

Хотя было очевидно, что жена спокойнее, чем он, переносит все происходящее, Репнин старался казаться рассудительным и держать себя в руках — так, как того требовало полученное им с детства воспитание. Не обнаружить при прощании ни отчаянья, ни страха, скрыть, что и он тоже может расплакаться. Сидел он скованно и говорил об Америке отстраненно. Много русских жило в Нью-Йорке, больше, чем в Лондоне.

Репнин понимал — разлука после стольких лет брака и горька, и тяжка. Муж остается без жены на долгие месяцы. Жена из месяца в месяц вынуждена жить без мужа, без мужчины. И это в критическом возрасте. В последние годы, отпущенные ей для любви. Но они никогда об этом не говорили. Молча обходили эту тему.

По теткиным письмам Надя составила себе полное представление и о самой Марии Петровне, и о том, какой она за эти годы стала, какую жизнь ведет и в каком обществе вращается. Она говорила о ней с восхищением, но чувствовалось, что относится к тетке холодно.

И однако не уставала твердить, сейчас тихо, что абсолютно уверена в себе. Что сумеет устроиться. Только просит его, сказала напоследок, когда уже поезд подходил к порту, где они должны были окончательно расстаться, чтобы до октября он ничего не предпринимал и, набравшись терпения, спокойно ожидал ее письма. Она ничего от него не скроет. Даже если окажется, что ее переезд в Америку был ошибкой. Глупостью. Это единственное, о чем она его просит. Ничего не предпринимать, ничего не решать раньше времени. Хотя бы до октября. Такой срок необходим, чтобы окончательно понять, что им делать дальше. Где их судьба. Это все, что она от него требует. Он должен ей это обещать. Дать слово. Слово Репнина, прибавила она с какой-то странной улыбкой, снова несколько ироничной.

Поскольку Надя держала мужа за руку и говорили они по-русски, какая-то юная парочка, почти дети, сидящие напротив со своим багажом, не сводили с них изумленных взглядов.

Репнин пытался вести себя солидно, но вдруг не сдержался и непроизвольно погладил жену по лицу, что имела обычай делать она в трудные минуты их жизни в Лондоне.

Он почувствовал, что юноша и девушка не сводят с них глаз, вероятно, полагая, что имеют перед собой образец любви, и не могут скрыть своего удивления при виде двух людей, которые относятся друг к другу с нескрываемой нежностью в таком возрасте.

Ему это было неприятно.

А Надя улыбнулась юной паре, словно они — старые знакомые.

Когда поезд подошел к порту, где их уже ожидал трансатлантический корабль, Надя поднялась и, подобрав волосы, надела берет, который вынула из кармана плаща. Повернувшись спиной к их спутникам, она поцеловала мужа ласково, как старшего брата.

— Я постоянно буду думать о вас, Коля. Я не сделаю ничего, что бы вы не смогли одобрить. А сейчас помогите мне лишь не расплакаться перед людьми. Я уезжаю в надежде увидеться с вами уже в октябре. Надеясь на наше спасение. Если бы у нас были дети, я никуда бы никогда не поехала, — прибавила уже потише.