Роман с Полиной
Шрифт:
Неоконченная «Голгофа» Ге с испуганным растерянным некрасивым Христом в середине, которая принесла автору неприязнь и страдания, было последнее, что мы обсуждали. На свою беду я познакомил с Таней закадычного друга Толика С., человека в общем-то никудышного, глупого, только и было, что римский профиль да глаза томные и воловьи. Она выскочила за него в 10-м классе и забыла, что хочет сделаться кинозвездой. А я не поступал во ВГИК и не стал режиссером, а то писал бы сейчас объявления: «Опытный кинорежиссер умело помоет вашу машину».
Он спросил у меня:
— Где
— А в чем разница? — спросил я.
— Действительно, в чем? — кажется, он немножко выпил. — Ну, вот вы новый русский, например, из армян, вам будет лестно, поскольку я живу в элитном доме, забитом под крышу и даже более новыми русскими из армян, что я мою вашу машину у них на глазах.
— А вам не кажется, что это унижение для вас самого?
— Объясняю, — в трубке было слышно, как на том конце провода несколько раз булькнуло. — Иногда кажется. Но, дорогой мой, мне шестьдесят два, у меня бронхиальная астма, мне постоянно необходимо очень дорогое лекарство, которое не продается теперь по льготной цене ни хроникам, ни инвалидам, и притом каждый день, заметьте себе, оно дорожает!
Он жил в генеральском доме под самой крышей. Свою фамилию и те фильмы, которые он снимал, Игорь Анатольевич не назвал. Я снял у него комнату за 50 баксов, из ее окон был виден мой дом, наш пруд и пустырь вокруг него. Кинорежиссер жил вдвоем с сыном, посаженным на иглу, — тщедушным затравленным парнем с больными глазами.
С тех пор, куда бы я ни пошел, эти глаза смотрели мне в самую душу, как будто я наполнил их этой печалью.
Поймите меня правильно, я не Робин Гуд, никогда им не был и никогда уже им не буду.
Назавтра я подъехал к своим знакомым чеченам.
На этот раз ко мне подвели самого главного.
Потом, когда я уже парился в зонах, я иногда видел его по ТВ в новостях, он поседел, стал ходить с клюшкой, его снимали то в грязи в Чечне, то на чистенькой лужайке в Англии или в Италии, иногда за ним по пятам ходила его жена, носила двоих детей. Законники говорили, что и в 93-м он уже был крупной фигурой, помогал Березе проворачивать Логоваз и разбираться с конкурентами. А со мной ничего, говорил с уважением. Подошел, посмотрел пристальным взглядом, сказал:
— Ну что, молодец. Надумал?
— Пока нет, — сказал я. — Ствол нужен.
— Для чего? — спросил он.
— Для охоты, — сказал я, невольно подражая ему, так же сурово хмурясь и щуря глаза, как он. Надо попробовать бороду отпустить, подумал я. — Для вольной охоты свободного человека. Чтобы я видел, а меня не видели.
Он с интересом посмотрел в мои разноцветные глаза, и я увидел легкую полуулыбку в глубине его острых, круглых, как у птицы, глаз.
— Я знаю тебя, ты учился в МГУ, — сказал он. — На историческом факультете.
— Да, — сказал я. — А ты?
— Я учился на юридическом. Но я не кончил, дел было много. Твой папа профессор, да?
— Да.
— Видишь, все знаю… Меня зовут Казбек.
— Меня Федя, — ответил я, понимая, что и он назвал, мягко говоря, не совсем свое имя, а имя своего тейпа, или своей горы, или как там у них водится.
— Расстояние? — спросил он.
— Большое, — ответил я.
— Есть разные
Я едва не потерял сознание и с трудом устоял на ногах. Я начал соображать, только когда он потрогал меня руками и уточнил:
— Ну, хорошо, я найду тебя, — он сворачивал бумагу, которую я, кажется, только что подписал, и убирал коротенький пузатый «паркер». — Поможешь хорошему человеку, хороший человек поможет тебе. Ты доволен?.. Тебе принесут, посиди в машине.
Я сидел в машине и думал, блин, куда я попал, допрыгался серый козлик, чего я там подписал? Говорила Аленушка, не пей из копытца, братец. А братец, мудозвон, конечно, выпил…
Открылась дверца, незнакомый чечен положил на сиденье рядом со мной фибровый кейс и сказал:
— Вернешь через неделю, знаешь, где нас найти. Казбек велел спросить у тебя — есть один очень хороший штук — РГП-7 называется, «семерочка», за двести метров стреляешь в форточка, все на х… там убивает, совсем новый, со склада, заряд полтораста баксов. Будешь стрелять нужный Казбеку форточка, хорошие деньги будешь иметь…
Я не успел ответить, заревели машины, полетели зеркальные витринные стекла гостиницы «Савой», в недалеком прошлом «Берлин», началась стрельба. Я не стал ждать, чем все закончится, даванул на железку и полетел отсюда подальше. Потом, через год, я узнал, это был Сильвестр, он предпринял попытку выдавить «черножопых» из русской столицы.
Я был упрямый, любил довести до конца. Машинка Казбека была хороша, настоящая рабочая машинка. Она лежала в кейсе разобранная на три части. Все там было подогнано, все путем. Я еще раз хочу подчеркнуть, я нисколько не Робин Гуд и никогда им не был, ну может быть только чуть-чуть. Самую малость. Но такая машинка сама зовет, поработай со мной, козел, поработай.
Я сложил ее, паз вошел в паз и тихо хлюпнул. Такая дура тянет пять тонн, не меньше, мне же досталась бесплатно, я только что-то там подписал, правда, что подписал, я не знаю. Это не Казбек, а Кашпировский какой-то, смотрит на тебя, и ты делаешь, сам не зная того, что делаешь.
Я вспомнил маршала Ахромеева, сделали ему звонок, кинули сигнал по трубе, стальной старик вынул пистолет из стола и послал пулю в висок, так, кажется, про это в позапрошлом году говорили. А я почему лежу на крыше? Кто мне послал этот сигнал, лежать на крыше и выцеливать жирного мудака Леху?
Кто вообще управляет мной, веля поступать так, а не иначе? Хорошо, если это Бог, тогда я спокоен, а если не Бог, а главный его противник? Бог — Христос, противник — Анти Христос, сиречь «Антихрист». Я вздрогнул, вспомнив это страшное имя, и стал мысленно отводить его от себя, чтобы, не дай Бог, снова не вспомнить и не привлечь этим его к себе.