Роман с призраком

Вуд Барбара

У меня мало времени. Я не стану продлевать твои страдания. Когда отец отказал мне в праве выйти замуж за Шона, обозвав его попом и другими оскорбительными словами, я не подчинилась ему и вместе с Шоном пошла в аббатство. Ты об этом уже знаешь. Даже оказавшись в интересном положении, я надеялась, что мой дорогой Шон женится на мне. Но вышло наоборот. Я была опозорена. Более того, он от меня отказался.

Дорогая Дженни, думаю, что именно тогда я стала совсем другой. Казалось, будто в мое тело вошла другая женщина и делала

со мной, что хотела. Я пишу не ради того, чтобы снять с себя вину за то, что натворила, а потому что хочу объяснить тебе, почему так поступила.

Виктор не делал мне аборта. Я его сделала сама. Мне хотелось причинить ему боль. Мне хотелось заставить вас всех страдать, я думала, что так немного уйму собственную боль. Затем я вздумала погубить Джона, отправилась к букмекерам и рассказала о том, что он собирается бежать из Уоррингтона. Я не стану сейчас отрицать, мой дорогой друг, что страдания, которые я причинила, доставили мне злорадное удовольствие, ибо своим помешавшимся рассудком я подумала, что могу причинить боль другим не в меньшей степени, чем они мне.

Когда в моей голове все же наступило просветление, я поняла, что сделала с Виктором, единственным, кого всегда любила и ценила выше всех. Я не собиралась погубить его, а просто хотела бросить на него тень в ваших глазах. Да, Дженнифер, я тебя тоже хотела сделать несчастливой. За твою красоту, доброту и за все то, чего у меня не было. И за Виктора в том числе. Хотя он приходился мне братом, но подойти к нему было труднее, чем к кому бы то ни было.

Увидев, что оттолкнула сначала его, затем Джона, и сделала мать инвалидом, я больше не могла этого вынести. В порыве мстительности я наслаждалась злом, которое причиняла. Но, когда я была в здравом уме, меня раздирали угрызения совести. А когда отец остриг меня в наказание за то, что я сотворила вместе с Шоном, я поняла, что нет иного пути избавить вас от той, которая принесла всем столько горя.

Прости меня, дорогая Дженнифер, ибо я действительно любила тебя и только в минуты помешательства ревновала к твоей красоте и любви Виктора к тебе. Прости за то, что ты найдешь меня в таком положении. Я иначе не могла поступить. Отец предпочел бы именно такой исход.

Бог меня простит.

Гарриет.

— Ты ведь знал все это, разве не так? — спросила Дженнифер, вставшая совсем близко ко мне.

Хотя Виктор давно прочитал письмо, он продолжал смотреть на него. Он ответил на ее вопрос едва заметным кивком головы.

— Тогда почему же ты не стал защищаться? Виктор, с тобой ведь поступили ужасно несправедливо.

На это он ничего не ответил. Виктор только посмотрел на меня, и когда я увидела в его глазах глубокую печаль, поражение духа и безмолвное горе, то мне захотелось плакать.

Он прочитал письмо еще раз и протянул его мне. Когда Дженнифер хотела забрать его, моя рука тоже поднялась. А когда Виктор вложил письмо в мою руку, я нисколько не удивилась.

— Больше никто

не читал этого письма, — я услышала голос Дженнифер над своим ухом. Хотя я не сдвинулась с места, мы почти касались друг друга. — Я нашла его на теле Гарриет, когда обнаружила ее в платяном шкафу. Я хранила это письмо у себя все время в надежде однажды показать его тебе. Нет сомнений, что Гарриет покончила с собой, это видно по нанесенным ранам и… ее не поместили в шкаф, она сама туда забралась. Так… утверждали полицейские… и доктор Пендергаст подтвердил это. Но никто не знает об этом письме и его содержании.

— Сожги его, — бесстрастно сказал он.

— Зачем? Виктор, оно же оправдает тебя. Оно вернет тебе доброе имя. Ты можешь вернуться в Уоррингтон незапятнанным человеком. Виктор, я его не сожгу.

Виктор смотрел мне в глаза так пристально, что слова были излишни. Когда Виктор протянул руку, я без слов отдала ему письмо и не удивилась, когда он смял его и отправил в огонь. Я смотрела, как языки пламени лизнули его и оно сгорело.

— Да, мне все понятно, однако не годится доказывать, что я невиновен, если после этого вся вина ляжет на мою сестру. В тот день она приходила ко мне и рассказала, что с ней случилось. Я посоветовал ей дождаться своего времени и родить ребенка. Я подумал, что вы с Джоном, быть может, примете это дитя и дадите ему имя. Однако позднее я обнаружил, что у меня исчез один инструмент, и обо всем догадался…

— Ты уничтожил единственный шанс доказать свою невиновность.

Виктор покачал головой.

— Чего мы добьемся, если покажем всем, что сделала моя сестра? Чего мы добьемся, если отец прочтет эти последние слова, возлагающие на него вину за ее смерть? Я переживу то, что сделали со мной. Я уеду за рубеж и начну все сначала. Со временем все забудется. Будущие Таунсенды ничего не узнают о том, что произошло в этом доме, не узнают, какое пятно лежит на их роду.

Голос, странно напоминавший мой, но смешавшийся с голосом Дженни, спросил:

— Ты вернешься в Англию?

— Вряд ли. Моя жизнь здесь закончилась. Все, к чему я стремился, пошло прахом. Бесполезно было бы начинать все сначала. Но в Германии или Франции…

Его голос угас, в глазах были горечь и печаль. Я невольно протянула к нему руку. Когда он поднял свою руку и наши пальцы соприкоснулись, казалось, что так и надо.

Дженнифер больше не было с нами. Я одна стояла перед камином, подол моего длинного платья касался лодыжек. Я чувствовала, как жар горячего пламени обнимает мою шею, поскольку волосы теперь оказались убранными в пучок.

Сквозь годы, сквозь расстояния, сквозь тайны времени и пространства наши пальцы соприкоснулись.

— Виктор, дорогой, больше никто не читал этого письма, — как мне было приятно произнести его имя, — никто не знает о нем, кроме тебя и меня. Мне было тяжело жить без тебя эти последние месяцы. Я ходила к тебе на работу, затем в гостиницу «Лошадиная голова», но никто не мог сказать, где ты. Я лежала ночью и думала, что ты мертв, думала, что ты живешь один в какой-нибудь жалкой лачуге и нашел утешение в джине или других достойных сожаления пороках. Но теперь… когда я вижу тебя перед собой. Это похоже на сон…