Роман Суржиков. Сборник
Шрифт:
— Предлагаю попробовать, — сказал я. — Кто не рискует, тот не пьет.
— Согласен, — сказал Климов. — Кто-нибудь против?
Через десять минут мы стартовали в двух аэрах.
Лера села на заднее сиденье, поближе ко мне. За штурвалом Климов, возле него Ник. Злополучное зеркальце лейтенант взял в другую машину. Чувствовалось, что никому из нас он полностью не доверяет, и в первую очередь — Климову, своему прямому начальнику до недавнего прошлого.
Лера тронула
— Витя, я очень рада видеть тебя. Со вчерашнего вечера прошел целый год!
И вправду, с безумным Аристархом мы говорили прошлой ночью! А как будто в прошлой жизни.
— Я тоже рад. Особенно рад, что ты не осталась с этой сворой у «учителя», — я показал кавычки движением пальцев.
— Еще чего! Они ненормальные. Многовато ненормальных за эти сутки, не правда ли?
— Точно… Или магнитная буря, или мы в заповеднике.
Мне было как-то никак. Я чувствовал примерно такое же разочарование в себе, как и Ник вчера, после освобождения. Странно, а я-то думал, что перерос рефлексию.
Лера, как и прежде, была проницательна:
— Ты умеешь водить корабль! Это круто.
— Элементарные маневры умеют все, кто служил на флоте. Таково требованье устава. Пока хоть один член экипажа жив, судно должно сохранять управляемость.
— Ты смелый. Ты рискнул взлететь! Никто за девять лет не летал!
— Это не смелость, а дурость. Знаешь, отчего динозавры вымерли?.. От смелости.
— Если бы ты не рискнул, ты не успел бы раньше Председателя.
Я невесело усмехнулся.
— Так это же я его и вызвал…
— Благодаря тебе мы его разоблачили! Если бы ты не вызвал его, капитан просто спрятал бы зеркальце и никогда не доказал бы, что Павел Петрович — шпион.
— А может, не стоило разоблачать? Он был неплохой человек… хоть и шпион.
— А еще, если бы Председатель не взял в руки зеркало — твоими стараниями, между прочим, — мы не узнали бы дату взрыва. И четырнадцатого марта успешно проснулись бы на том свет. — Лера подмигнула мне. — Так что, как ни крути, дорогой, а все равно это ты всех нас спас! Поскромничать не выйдет.
Я поморщился. Но, чего греха таить, ее слова были мне приятны, и на время отвлекли от рассуждений о моей тупости. И тогда я ощутил странный диссонанс.
Нелогично как-то выходило. Павел Петрович, довольный жизнью добряк, страстно ищет бомбу, чтобы активировать ее на неделю раньше срока?! Неужто ему так отчаянно приспичило истребить всех человеков, включая себя?..
Куда вероятней другое: он хотел перевести таймер не назад, а вперед! Не отнять у нас неделю, а наоборот, прибавить еще времени! Он ведь и бормотал нечто вроде: «Дайте еще время. Еще хотя бы год». Только программа в подсознании не позволила ему это сделать.
Но и тогда не складывается.
— О чем ты задумался? — Спросила девушка. —
— Не складывается что-то… Внешний враг посылает двух агентов с бомбами. Это разумно — резервирование для надежности. Обе бомбы снабжены таймерами. И это разумно — нельзя полагаться на человека, он может погибнуть, забыть код, просто не решиться. Но почему один таймер установлен на два дня вперед, а другой — на девять лет?
— Хм… — сказала Лера. — Стрейндж.
Климов, который краем уха слушал нашу болтовню, тоже обернулся ко мне.
— Верно говоришь. Это хороший вопрос. Есть предположения?
— Может быть, таймер уже переводили? Может, Павел Петрович перед тем, как спрятать бомбу, перевел часы на девять лет вперед?
— Зачем?
— Да просто пожить хотел! Нормальное человеческое желание.
— Нет, мичман, не подходит. Агентская программа блокирует проявление этого желания, когда дело касается миссии. Ты же видел: при всем желании он не смог перевести таймер.
— М-да…
В размышлениях я и не заметил, как мы приземлились.
Сели у сухого русла реки, прегражденного барьером. Забавно бы представить, как с той стороны река течет, врезается в барьер и исчезает в никуда… Из другой машины вышли дружинники. Комаровский прошелся до серой стены, отошел, колеблясь. Извлек из кармана бомбу.
— Капитан, — спросил я. — Как считаете, враг предусмотрел способ снять барьер?
— А зачем? Объект уничтожен, что ему еще надо?
— В нашем космопорту хранятся координаты десятков колоний Магелланова облака. Если барьер останется, враг никогда их не получит.
— Возможно…
— Предлагаю всем сесть в машины и отлететь подальше, — прервал нас лейтенант. — Я сам брошу. Мало ли что.
Климов отмахнулся:
— Если будет мало ли, то достанет всюду. Кидай, не томи!
— А можно я? — Сказала Лера. — Все-таки мой талисман! Девять лет под подушку прятала. Подумать только: девять лет спала на бомбе, чтобы не снились кошмары! И таки не снились.
— Лерчик, не стоит, — укоризненно покачал головой Ник, но капитан возразил:
— Без разницы, кто. Я же говорю — если случится, то хватит всем. Бросай, девочка.
Лейтенант отдал зеркало Лере. Она посмотрелась в него, подправила волосы, улыбнулась, и пошла к барьеру.
Смутная догадка родилась во мне. Сложилась из десятка фрагментов: из таймера на девять лет вперед, из двух бомб вместо одной, из коллекции Ольги Борисовны и версии Павла Петровича, из слов капитана, и самое странное — из бреда Аристарха про свет во тьме и белый лист, невозможный без черной точки.
Когда девушка замахнулась, я крикнул:
— Лера, стой! Это ключ!
Но зеркальце вылетело из ее руки.