Роман тайн "Доктор Живаго"
Шрифт:
Таинственным занимается криптология (которая отчасти — в качестве формальной теории шифров (криптографии) — является математической дисциплиной [13] ). Апофатика опирается на предпосылку, состоящую в том, что аргументирующий (ради аргументации) субъект не способен проникнуть в свой предмет. Деконструкция исходит из положения, в соответствии с которым познаваемое в его иллюзорности не имеет собственной ценности (каковой сполна обладает при этом познающий). Криптология делает познающего и познаваемое равнозначными. Субъект гносеологического акта в криптологии только тогда успешен, когда он взирает не на интересующий его предмет, но из него. Поскольку в процессе разгадки тайн происходит слияние познающего и познаваемого, стирание дистанции между ними, постольку криптология продолжает романтическое шеллингианство (к которому мы еще не раз вернемся на протяжении нашей работы).
13
См., например: Walter Fumy, Hans Peter Riess, Kryptographie.Entwurf, Einsatz und Analyse symmetrischer Kryptoverfahren, 2. Auflage, M"unchen. Wien, 1994, passim.
Единой
Таинственное, неизвестное-в-себе и иллюзорное обычно смешиваются в исследованиях по философии и по логике текста. Так, одно из определений «непостижимого» (т. е. неизвестного-в-себе), предложенное в апофатической философии С. Л. Франка, имеет в виду на самом деле таинственное. По формулировке С. Л. Франка, «непостижимое» может, «являясь нам как опытная реальность, быть по своему содержанию от нас „скрытым“» [14] . Ж. Делез провел (в книге, ставшей одним из начальных шагов в развитии постмодернистской философии) черту между двумя познавательными постулатами: «seul се qui se ressemble differe» vs. «seules les diff'erences se ressemblent» — и сделал первый из них ответственным за возникновение мира «копий», а следствием второго счел порождение «фантазмов» [15] . Однако если мы стремимся свести различие к сходству, выбирая второй из путей, которые наметил Ж. Делез, то мы маскируем различие и тем самым создаем тайну, а не «фантазм», не видимость, не симулякр [16] .
14
С. Л. Франк, Непостижимое.Онтологическое введение в философию религии (1939), M"unchen, 1971, 18.
15
Gilles Deleuze, Simulacre et philosophie antique. — In: G. D., Logique du sens,Paris, 1969, 302; ср.: Жиль Делез, Платон и симулякр (перевод С. Козлова). — Новое литературное обозрение,1993, № 5, 45–56.
16
Ср. бесподобную по наивности подмену таинственного иллюзорным, безответственно опустошающую любую заветность, низводящую ее до секрета Полишинеля: «Le secret, une secr`ete t'el'eologique de simulacre au creux de toute r'ev'elation» (Louis Marin, Lectures traversi`eres,Paris, 1992, 248).
Таинственное таинственно не только потому, что оно отгорожено от нас в своей овнутренности. Подобрать к нему ключи трудно еще и по той причине, что ему рядоположены категории, которые как бы претендуют на место таинственного, не имея на это права.
Из того, что сущность таинственного в исключительности, становится ясным, почему любой социальный процесс, создающий резко выделенные из общества группы, будь то правящая верхушка, религиозная секта, жреческая каста, преступное объединение, союз политических заговорщиков, научная элита, сопровождается выработкой в рамках этих коллективов эзотерических языков и ритуалов, далеко не всегда диктуемых практическими нуждами [17] . Посвящение в тайны (первобытного коллектива) совершается по ходу обряда инициации, символизирующего смерть (исключение из жизни) молодого человека, подвергаемого (вовсе не символическому) ритуальному насилию.
17
См., к примеру, о жреческой иероглифической тайнописи в древнем Египте: Jan Assmann, Zur "Asthetik des Geheimnisse.s Kryptographie als Kalligraphie im alten "Agypten. — In: Zeichen zwischen Klartext und Arabeske,hrsg. von S. Kotzinger und G. Rippl, Amsterdam, Atlanta, 1994, 175–186. На будущее: Юрий Живаго входит во многие из названных групп: он сочувствует с отрочества сектантам (духоборам); как диагност милостью Божьей он один из представителей научной элиты; он — доверенное лицо власть придержащего Ливерия, вожака партизан: наконец, он «беззаконно» захватывает землю в Варыкино, т. е. совершает преступное действие.
Соответственно: в сфере физического существования человека утаиванию подлежит то, что исключается из тела (например, испражнения, выделения во время менструации), из границ жизни (захоронение трупов), или то, что обнаруживает взаимоисключенность мужчины и женщины (укрывание половых органов). В своей (упомянутой выше) статье о таинственном Ж. Деррида напрасно идентифицировал криптогенное и мертвое. Таинственен не один Танатос, но и Эрос. Криптогенна, говоря шире, не фактическая действительность. Она просто есть. Таинственность придает ей логика (которую Ж. Деррида хочет преодолеть), некая направленность оперирующего ума на мир, для которой ценна любая вещь, лишь бы она ей (направленности) отвечала. Первобытное табу может затрагивать любую сферу человеческой жизнедеятельности, потому что человек и отприроден, и выпадает из естественного.
В религиозной практике, если брать христианство, таинствами считаются действия по пересечению границы — моменты, когда человек совмещает в себе еще-непринадлежность и уже-принадлежность: к церкви (крещение), к семье (вступление в брак), к Богу (евхаристия), к прощенным (покаяние) и пр. Карнавальная маскировка индивидов приурочена к таким исключительным периодам, когда данное время еще не перешло в новое, хотя новое уже и вступает в свои права, в частности к концу зимнего сезона.
Сакральное не сводимо к таинственному, но таинственное — ядро сакрального. Сакральное может быть и гиперсакральным (в
18
Она была объявлена главным содержанием сакрального в: Mircea Eliade. Le sacr'e et le profane.Paris, 1965, passim.
19
Ср.: В. Н. Топоров, О древнеиндийской заговорной традиции. — В. Малые формы фольклора.Сборник статей памяти Г. Л. Пермякова, под ред. Вяч. Вс. Иванова, Москва, 1995, 41–42.
20
F. W. J. Schelling, Philosophie der Offenbarung.1841/42, hrsg. von M. Frank, Frankfurt am Main, 1977, 243 ff.
О том, что сакрализации подлежит и извергнутое из тела, вообще: ненужное («гетерогенное»), писал Ж. Батай [21] . Нам важно подчеркнуть здесь, что таинственность не отрывна от самосознания, авторефлексии. Самосознание находит в субъектном объектное, исключающее субъектное. Сакральному в том, что нас окружает, предстоит «я», познакомившееся с «не-я», смотря в себя. Отбросы тела сакрализует тот, кто в самом себе различает объект [22] . Как утверждалось, разные познавательные стратегии логически равноправны. Но к ним можно подходить и генетически. В этом освещении тяга к таинственному, коренящаяся там, где начинается субъектное, в авторефлексии, первична и тем самым противостоит всем прочим гносеологическим позициям [23] . Подлинно собственноеимя индивида — то, под каковым он скрывается, его так называемый псевдоним — тот единственный личный знак, который субъект присваивает себе сам, а не получает извне (от родителей или от друзей, наделяющих его прозвищем, и т. п.).
21
Georges Bataille, La structure psychologique du Fascisme (1933–34). — In: G. B., OEuvres compl`etes,I. Premiers 'ecrits. 1922–1940, Paris, 1970, 339–371 (русский перевод (Г. Галкиной) см.: Новое литературное обозрение,1995, № 13, 80–102); ср. развитие идей Ж. Батая: Julia Kristeva, Pouvoirs de I'horreur.Essai sur l'abjection, Paris, 1980, 72 ff.
22
Ср.: Slavoj Zizek, Grimassen des Realen.Jacques Lacan oder die Monstrosit"at des Aktes, "ubers von I. Charim u. a., K"oln, 1993, passim.
23
Ср. понимание загадки как жанра, моделирующего некую изначальную ситуацию субъекта культуры: В. Н. Топоров, Из наблюдений над загадкой. — В: Исследования в области балто-славянской духовной культуры.Загадка как текст, 1, Москва, 1994, 14 и след.
Согласно античным воззрениям, литература есть царство иллюзорного, подражание обступающему нас миру. Как внутренне пустая, она способна (в форме трагедии) очищать нас, — таковым может быть одно из (многих) пониманий аристотелевского катарсиса [24] . Дискурсы, властвуя над фактами, плохо уживаются друг с другом, вступают в междоусобную борьбу за власть. Отношения между искусством и его теорией менее всего гармоничны. Эстетике хотелось бы скомпрометировать эстетическое в качестве симулякра (и посредством этого самой стать самоценной).
24
Ср.: Л. С. Выготский, Психология искусства(1915–25), 3-е изд., Москва, 1986, 245 и след.
Постмодернизм подходит к литературе прежде всего апофатически. Он охотно рассуждает о том, что ему нечего сказать о литературе. Для постмодернизма стали неопределяемыми автор литературного труда (см. уже цитированное сочинение М. Фуко [25] ) и литература как таковая (теории литературы обречены на провал, — внушал нам еще недавно П. де Ман [26] ). Чрезвычайно значимы для постмодернизма разные виды умолкания литературы, приостановки художественного говорения [27] .
25
О статусе автора в постмодернистской культуре см. подробно: Felix Philipp Ingold, Autorschaft und Management,Graz, Wien, 1993, passim.
26
Paul de Man, The Resistance to Theory. — Yale French Studies,1982, № 63, 3–20.
27
См. особенно: Susan Sontag, The Aesthetics of Silence(1967). — In: S.S., op. cit., 181–204.