Роман тайн "Доктор Живаго"
Шрифт:
Наконец, загадочность может быть результатом нехваткиинформации, которую поставляет нам автор. Тайна никак не снимается писателем, получая апеллятивную функцию — взывая к тому, чтобы читатель сам попытался рассекретить скрытый смысл, вложенный в текст (вплоть до конца романа мы так и остаемся в неведении о том, почему Евграф всякий раз приходит на помощь Юрию Живаго, когда тот попадает в затруднительное положение). Если Лара выдает свои тайны Юрию Андреевичу, то Евграф никак не расшифровывается в пастернаковском романе.
Итак, мы сталкиваемся с романом, в котором параллельные тайны выступают в самых разных обличьях — в качестве: (а) условия познавательной деятельности, (Ь) ложного, сугубо гипотетического знания, (с) разрушения знания, (d) недостаточного знания.
Многократно, почти навязчиво и к тому же как будто не всегда эстетически оправданно тематизируя таинственное,
2. Комаровский = Маяковский
Комаровский кажется заимствованием из «Фауста» Гете. Обращает на себя внимание, однако, то обстоятельство, что Фаустов пудель превращен у Пастернака в бульдога и что Сатаниди, всегдашний спутник Комаровского, недвусмысленный аналог Мефистофеля, назван по имени — Константином. За легко разгадываемым шифром, отсылающим нас к Гете, расположен еще какой-то шифр, не позволяющий нам довольствоваться при интерпретации фигуры Комаровского лишь сопоставлением «Доктора Живаго» и «Фауста». В криптографии шифр под шифром называется каскадным.
Названные метаморфозы мотивов Гете станут прозрачными, если учесть, что в конце 20-х гг. Маяковский и Брики завели себе французского бульдога по кличке «Булька» [54] и что ближайшим, с точки зрения Пастернака, другом Маяковского был поэт-футурист КонстантинБольшаков. Об этой дружбе Пастернак упоминает в «Охранной грамоте»:
Из множества людей, которых я видел рядом с ним [с Маяковским. — И. С.], Большаков был единственным, кого я совмещал с ним без всякой натяжки. Обоих можно было слушать в любой последовательности, не насилуя слуха […] В обществе Большакова за Маяковского не болело сердце, он был в соответствии с собой, не ронял себя.
54
См… Б. Янгфельдт, В. В. Маяковский и Л. Ю. Брик: Переписка 1915–1930,Stockholm, 1982, 156, 255. Бульдог Комаровского назван «Джеком». Мотивировка собачьей клички очевидна, потому что в романе упоминается убийца женщин. Джек-потрошитель (Jack The Ripper). Знал ли Пастернак, изображая избиение Комаровским его бульдога, набрасывавшегося на Лару, о том, что в день рождения Маяковского в Багдади была убита бешеная собака (см. воспоминания Л. К. Кучухидзе о Маяковском, опубликованные И. И. Аброскиной в: Встречи с прошлым,7, Москва 1991, 325)?
Отчество Большакова — Аристархович — передано в романе увлекающемуся футуризмом Максиму Аристарховичу Клинцову-Погоревших [55] .
Детали повседневной жизни Комаровского полностью согласуются с бытом Маяковского. Как и Маяковский, боявшийся инфекций, Комаровский живет в квартире, в которой нет «ни пылинки, ни пятнышка, как в операционной» (3, 47). Экономка Комаровского, Эмма Эрнестовна, соответствует домработнице Маяковского и Бриков, Аннушке. Подобно Маяковскому, Комаровский — картежник (с картами в руках он изображен Пастернаком в салоне Свентицких; той же страстью Пастернак наделяет Сатаниди [56] ). Любимое занятие Комаровского — фланировать по Кузнецкому мосту, там, где Пастернак в «Охранной грамоте» помещает Маяковского:
55
О Пастернаке и Большакове см. подробно: Л. Флейшман, Фрагменты «футуристической» биографии Пастернака. — Slavica Hierosolymitana,Vol. IV, Jerusalem, 1979, 86 ff.
56
К псевдогреческому имени «Сатаниди» ср. греческий топоним «Гилея», обозначавший у Геродота одну из областей Скифии и ставший названием кубо-футуристической группировки.
Он […] прогуливался по Кузнецкому, глуховато потягивал в нос, как отрывки литургии […]
Название второго сборника стихов Маяковского (на который Пастернак когда-то отозвался восторженной рецензией), «Простое, как мычание», находит карнавализованное отражение в характеристике, даваемой в романе Комаровскому и Сатаниди:
Они пускались вместе шлифовать панели, перекидываясь […] замечаниями […] полными такого презрения ко всему на свете, что без всякого ущерба могли бы заменить эти слова простым рычанием…
Пастернак меняет время от времени шифровальную технику: Комаровский рисуется то с помощью фактических сведений о жизни Маяковского, то посредством интертекстуальности. Криптография именует меняющийся по ходу передачи некоторой информации шифр «блок-шифром».
Поза, в которой застает Комаровского Юрий Живаго при посещении «Черногории», представляет собой наглядную реализацию этимологического значения фамилии «Маяковский»:
Над головой он нес лампу, вынутую из резервуара.
Комаровский с высоко поднятой керосиновой лампой в руках подобен маяку [57] .
Имя Комаровского — Виктор — совпадает с именем Хлебникова, а также — этимологически — отсылает нас к тому определению Маяковского, которое Пастернак сформулировал в «Охранной грамоте»:
Победителеми оправданьем тиража был Маяковский.
Отчество Комаровского — Ипполитович — напоминает об Ипполите из «Идиота» Достоевского, генеалогически возводит пастернаковского персонажа к этому литературному герою, что также не противоречит сближению Комаровский — Маяковский, поскольку Юрий Живаго считает, что поэзия Маяковского —
57
Об этимологическом характере пастернаковского мышления см. подробно: Jerzy Faryno, Поэтика Пастернака(«Путевые записки» — «Охранная грамота») (= Wiener Slawistischer Almanach, Sonderband,22), Wien, 1989, passim.
это какое-то продолжение Достоевского. Или, вернее, это лирика, написанная кем-то из его младших бунтующих персонажей, вроде Ипполита, Раскольникова или героя «Подростка».
Бегство Комаровского во Владивосток, хотя и не имеет ничего общего с фактами жизни Маяковского, тем не менее корреспондирует с биографиями его ближайших соратников, Асеева и Давида Бурлюка [58] .
Приезд Комаровского в Юрятин описывается Пастернаком так, что это место романа наполняется интертекстуальными ассоциациями с началом «Облака в штанах»:
58
Но также с судьбой соблазнителяГруши из «Братьев Карамазовых»: «— Поляк он, ее офицер этот […] дай не офицер он вовсе теперь, он в таможне чиновником в Сибири служил где-то там на китайской границе»(14, 324).
Ср.:
Было уже поздно.Освобождаемый временами от нагара фитилек светильни с треском разгорался, ярко освещая комнату. Потом все снова погружалось во мрак[…] А Комаровский все не уходил. Его присутствие томило […] как угнетала ледяная декабрьская темнота за окном.
59
В. Маяковский, Полн. собр. соч.,т. 1, Москва, 1955, 176.