Романовы
Шрифт:
Так начиналась теоретическая и практическая подготовка к государственной деятельности. Конечно, были в ней и свои маленькие радости. Наследник на всю жизнь пристрастился к охоте. По свидетельству К. К. Мердера, он уже в десятилетнем возрасте отлично стрелял из ружья, с тринадцати лет охотился на уток и зайцев, в 14 лет впервые пошёл на волов, а в 19 убил своего первого медведя. Именно при Александре II медвежья охота вошла в моду при дворе.
Годы летели быстро, и вот уже отец повелел совершеннолетнему сыну присутствовать на заседаниях Сената. В 1837 году Александр Николаевич сдал «выпускную сессию» по всем предметам комиссии из всех его преподавателей во главе с императором и был отправлен в путешествие по России: Великий Новгород, Вышний
Перед началом и в ходе путешествия государь наставлял наследника, как он должен держаться с подданными: «Будь со всеми приветлив, будь особенно ласков с военными, оказывай везде войскам должное уважение предпочтительно пред прочими»; «Со всеми дамами ласковость, простота, учтивость, но осторожность. С военными — брат, товарищ и как бы дома. С войском особую приветливость и оказывай любопытство, всё ихнее узнавать, но хвали осторожно, а про дурное мотай на ус и молчи. В публике — простота, крайняя вежливость и более ничего». Александр Николаевич старался — и не без успеха: под крики «ура!» толпы подданных выходили встречать очаровательного молодого царевича и даже, как в Ярославле, часами стояли по пояс в воде, чтобы рассмотреть плывущего мимо в лодке будущего государя. Наследник, по словам очевидца его встречи в Калуге в июне 1837 года, «приводил нас в восхищение своею мужественною красотою, небесною улыбкою, сладостным голосом и обворожительною приветливостью».
Однако у подросшего молодца начались «взрослые» проблемы. В 20 лет наследник престола впервые влюбился самым серьёзным образом в фрейлину императрицы (и к тому же католичку) Ольгу Калиновскую. «Надо ему иметь больше силы характера, иначе он погибнет... Слишком он влюбчивый и слабовольный и легко попадает под влияние. Надо его непременно удалить из Петербурга...» — писал царь жене.
Цесаревича вновь отправили в вояж, теперь уже заграничный. Он и там показал себя человеком прекрасно воспитанным и оценил заграничные достижения, которые, однако, его не ослепляли. В 1864 году уже император Александр II, отправляя сына в Европу, напутствовал его: «Многое тебе польстит, но при ближайшем рассмотрении ты убедишься, что не всё заслуживает подражания и что многое, достойное уважения там, где есть, к нам приложимо быть не может — мы должны всегда сохранять свою национальность, наш отпечаток, и горе нам, если от него отстанем». Как и полагалось офицеру, он особо интересовался делами военными. В его письмах содержатся подробные описания воинских церемониалов, амуниции, лошадей. В Копенгагене он остался доволен гусарами, но критически оценил солдат: «Выправки одиночной нет никакой, и цвет мундиров прегадкий, кирпичный», — а артиллерия его и подавно разочаровала: «Смотреть нельзя, такая гадость». В Австрии цесаревич усомнился в достоинствах нарезного оружия: «Егеря в цель стреляли из новых ружей и штуцеров с камолевыми замками, при мне было несколько осечек, и вообще кажется, что они не совсем удобны».
В этом путешествии в апреле 1839 года в захолустном Дармштадте наследник познакомился с пятнадцатилетней дочерью гессенского герцога Людвига II принцессой Максимилианой Вильгельминой Августой Софией Марией и увлёкся ею. Правда, следом на его пути оказалась двадцатилетняя английская королева Виктория. «Цесаревич, — докладывал из Лондона его «дядька» Юрьевич, — признался мне, что влюблён в королеву и убеждён, что и она вполне разделяет его чувства...» Королеву пришлось увезти от греха подальше — наследник российского трона не мог стать бесправным мужем несамодержавной британской монархини. В итоге Николай выбрал в жёны сыну дармштадтскую принцессу. В 1841 году в Зимнем дворце состоялась свадьба. У Александра Николаевича появился свой двор. Впоследствии Мария Александровна родила ему двух дочерей и шестерых сыновей.
И
Цесаревич стал членом Государственного совета и присутствовал на заседаниях Комитета министров. 17 апреля 1847 года, в день своего 29-летия, он получил чин генерала от инфантерии, но для строгого отца по-прежнему оставался «молокососом». Тот мог отправить ему официальную бумагу с повелением «никогда не утруждать себя ходатайством по прошениям, на имя цесаревича поступающим», обругать на параде, а то и дать пощёчину за неуместную днём игру в карты с придворными. В другое время великий князь не мог не рассказать отцу о своих охотничьих достижениях в Неаполе («Мы убили 266 фазанов, 10 бекасов и 6 зайцев») или Дармштадте («Сегодня утром я ездил с наследным герцогом на охоту в парк и перебил штуки 4 оленей), а тот в ответ мог добродушно поведать, что и сам удачно пострелял ворон в парке...
Но времени для развлечений оставалось всё меньше: наследник стал членом Кавказского комитета, канцлером Александровского университета в Финляндии, участником комитетов по постройке моста через Неву и Петербургско-Московской железной дороги, председателем секретных комитетов по крестьянскому делу в 1846—1848 годах. С 1842 года Александр Николаевич замещал отца во время поездок того за границу или по России. В 1848 году наследник получил за службу свой первый орден Святого Владимира 1-й степени. Так приобретались опыт в делах, привычка управлять и принимать ответственные
решения. Например, в 1850 году Александр высказался за строительство форпостов в устье Амура и присоединение окрестных земель к России вопреки мнению канцлера Нессельроде, военного министра Чернышёва и министра финансов Канкрина, опасавшихся столкновения с Китаем. Он лично принял участие в затянувшейся Кавказской войне и в октябре 1850 года под крепостью Ачхоем со своим конвоем и свитой лихо атаковал отряд чеченцев — впрочем, без особой необходимости. Крымскую войну Александр Николаевич встретил в звании главнокомандующего Гвардейским и Гренадерским корпусами; он формировал запасные части и отвечал за защиту Балтийского побережья от английского флота.
На Балтике всё обошлось, но на юге кампания 1855 года была проиграна. Черноморский флот перестал существовать, армия была разбита в кровопролитном сражении на Чёрной речке, главная военно-морская база Севастополь лежал в развалинах и после 349-дневной осады был занят союзниками. Накануне нового года австрийский посланник Эстергази передал ультиматум: Россия принимает предварительные условия мира (потеря Бессарабии, отказ от протектората над Молдавией и Валахией; воспрещение России держать на Чёрном море военный флот и иметь на его берегах укрепления) — или Австрия разрывает с ней отношения.
Александр II в первые месяцы царствования был готов продолжать борьбу, и даже известие о падении Севастополя его не испугало: «Севастополь не Москва, а Крым не Россия. [Через] два года после пожара московского победоносные войска наши были в Париже. Мы те же русские, и с нами Бог». Но побывав на юге и ознакомившись с положением дел, император и его министры приняли австрийский ультиматум; переговоры в Париже завершились миром на указанных условиях.
Как освобождали крестьян