Романовы
Шрифт:
Трудно сказать, как пошло бы развитие страны, не начнись тяжелейшая Северная война с одной из великих держав Европы, обладавшей 180-тысячной армией и мощным флотом. Но к этой войне Пётр сознательно и последовательно стремился — во-первых, потому что прорыв в Европу был невозможен, пока Швеция господствовала в водах и на берегах Балтики; во-вторых, царь был молод, нетерпелив, жаждал побед и славы. В это время окончательно сложились его политические взгляды. В ходе «троевременной школы», как называл царь
Северную войну, он создавал задуманное им регулярное государство. Модернизация Московского царства шла стремительно, но Россия не стала похожей на Голландию.
В 1708—1718 годах были намечены
Пётр верил, что «лучшее устроение через советы бывает», и потому требовал коллегиального обсуждения и решения дел. Новая система управления имела ряд преимуществ по сравнению с приказной: чёткое разделение сфер компетенции, действие на всей территории страны, единообразие устройства. Впервые закон устанавливал продолжительность рабочего дня чиновников, круг их обязанностей, размер жалованья и даже отпуска; вводились обязательная присяга и единые правила делопроизводства. Всё это определялось подробными уставами и регламентами, многие из которых сочинил сам царь.
Россия была разделена на губернии (1708), которые, в свою очередь, делились (1719—1720) на провинции, ставшие основными административно-территориальными единицами. Провинции состояли из округов-«дистриктов» во главе с земскими комиссарами, избираемыми местным дворянством. При провинциальном воеводе появились ответственный за сбор налогов камерир, ландбухгалтер, рентмейстер (казначей), ланд-рихтер (судья), конторы рекрутских и розыскных дел и другие учреждения и должности, подчинённые соответствующим коллегиям; так Пётр пытался создать местные ведомства центральных учреждений. Впервые в истории страны он попробовал отделить суд от администрации — создал систему местных судов, подчинявшихся Юстиц-коллегии и высшей инстанции — Сенату. Для такой работы требовались квалифицированные кадры, которых в России катастрофически не хватало; вакансии заполнялись в основном отставными военными.
Вводя шведскую модель центрального управления, Пётр сознательно отказался от шведского же устройства местного самоуправления — приходов-кирхшпилей, управляемых кирхшпильфогтом вместе с пастором и крестьянскими представителями: «...ис крестьян выборным при судах и у дел не быть для того, что всякие наряды и посылки бывают по указом из городов, а не от церквей, к тому жив уездех ис крестьянства умных людей нет».
Вице-президент Коммерц-коллегии Генрих Фик (это он собирал в Швеции сведения для коллежской реформы) представил Петру проект регламента Главного магистрата, предполагавший введение в России настоящего городского самоуправления — магистратов с координацией их деятельности Главным магистратом. Но Пётр и здесь пошёл своим путём: в городах появились (1721 — 1724) магистраты с избираемыми советниками-«ратманами» и бургомистрами; однако вследствие слабости российского купечества они не были реальными органами управления, подобными западноевропейским, а выполняли главным образом полицейские обязанности: выявляли пришлых людей без «покормёжных писем», выдавали паспорта, организовывали полицейские наряды во главе с десятскими и сотскими, искореняли «праздных и гулящих», «понуждая» их «к каким возможно художествам и ремёслам или работам».
У этого «самоуправления» не было реальных, гарантированных законом источников
В систему новых учреждений была включена и Церковь, ещё сохранявшая некоторую автономию. В 1721 году патриаршество было упразднено, высшим церковным учреждением стал Святейший синод — «духовная коллегия» из епископов и других священнослужителей, в котором руководящая роль принадлежала сторонникам реформ архиереям Феофану Прокоповичу и Феодосию Яновскому и назначенному царём чиновнику — обер-прокурору. Как и прочие служащие, члены Синода получали жалованье и приносили присягу. Пётр I провозгласил себя «крайним судией духовной сей коллегии» и принял титул «Отец Отечества». В глазах традиционно мысливших подданных это был разрыв с древнерусской традицией: получалось, что православный, но светский государь сам себя назначил главой Церкви.
Царь не был атеистом, но в его представлении «духовный чин» должен был под государственным контролем трудиться на «общее благо» так же, как и прочие подданные. В своих указах Пётр обвинял монахов в тунеядстве и утверждал, что люди «бегут в монастыри от податей, а также от лености, дабы даром хлеб есть». Похоже, он считал недопустимым, чтобы в его государстве были люди с другими жизненными ценностями и идеалами.
Составленный Прокоповичем по царскому указанию «Духовный регламент» объяснял причины ликвидации патриаршества: «...простой народ не ведает, как различается власть духовная от самодержавной, но великой высочайшего пастыря честью и славой удивляемый, помышляет, что таковой правитель есть то второй государь, самодержцу равносильный или и больше его, и что духовный чин есть другое и лучшее государство... Так простые сердца мнением сим развращаются, что не так на самодержца своего, как на верховного пастыря в коем-либо деле смотрят. И когда услышится некая между ними распря, все духовному больше, нежели мирскому правителю, слепо и пребезумно повинуются и за него поборство-вать и бунтовать дерзают».
Отныне Церковь стала использоваться светской властью для пропаганды и контроля за подданными. Храмы и монастыри получили утверждённые штаты и должны были устраивать за свой счёт богадельни для отставных солдат. «Духовный регламент» предписывал церковникам доносить об открытых на исповеди политических преступлениях. Приходским священникам вменялось в обязанность каждый недельный праздник после литургии зачитывать вслух воеводские «публикации»; от них «под лишением священства и под политическою смертью» требовали подавать «подтвердительные сказки» об отсутствии в их приходах беглых, а в случае появления таковых доносить властям.
Не случайно многие церковники стали противниками петровских новаций, и царь не без оснований утверждал: «Многому злу корень старцы да попы; отец мой имел дело с одним бородачом (Никоном. — И. К.), а я с тысячами». Пётр и его главный идеолог Феофан Прокопович не допускали мысли о какой-либо самостоятельности Церкви, видя в ней поползновения на верховную власть: «Се тёрн! Жало змеиное, папеж-ский се дух! Священство бо иное дело, иный чин есть в народе, а не иное государство».