Романтика. Вампиры (антология 2012)
Шрифт:
Гарон был потрясен:
— Как ты можешь говорить мне такое?
— Потому что это правда. И не только это. Твоя мудрость превосходит мудрость любого из людей. Ты многое принес в жертву, но так и не понял до конца, как будет лучше для тебя. Молю богов, чтобы у меня получилось научить тебя.
И она обняла его крепче, зная, что Гарону потребуется время, чтобы принять все, что она предлагает. Но время у них есть. И это радовало Морган едва ли не больше, чем объятия Гарона.
Ее монстра. Ее дьявола. Ее дракона. Ее учителя. И ее возлюбленного.
Перевод
Рейчел Винсент
Смерть Солнечного Садиста
«…Через минуту вас ждет прогноз погоды. Просим обратить внимание на список школ, в которых отменят занятия. Прямо сейчас главные новости к этому часу…»
С глухим стоном я оторвала взгляд от учебника истории и уставилась в телевизор. Местные новости меня не интересовали, но хотелось узнать, отменят ли занятия в школе. Если отменят, значит, о первой главе, посвященной Второму всемирному конфликту, можно временно забыть.
Невозмутимая и безупречно одетая ведущая сидела перед раскрытым ноутбуком и смотрела в камеру. Белоснежные клыки упирались в пухлую нижнюю губу.
«Вчера вечером на стоянке торгового центра „Гейтвей“ полиция обнаружила обгоревшие останки еще одного ребенка, последней жертвы Солнечного Садиста. Как и предыдущие жертвы, девочка была обескровлена, связана и брошена на смертоносном утреннем солнце. Официально личность погибшей еще не установлена, но из авторитетных источников стало известно: в полиции почти уверены, что это девятилетняя Фиби Хейс, которая не вернулась из школы две ночи назад».
Что? О других жертвах я, разумеется, тоже слышала. О них все слышали. Но «Гейтвей» находится в десяти минутах ходьбы от нашего дома. Солнечный Садист орудует у меня под боком!
«За текущий месяц это уже четвертое убийство ребенка, совершенное с особой жестокостью. Первое произошло в Центральном районе. Полиция обращается к родителям с убедительной просьбой не оставлять детей без присмотра и держать с ними постоянную связь. Располагающих любой информацией о Солнечном Садисте и заметивших что-то подозрительное просим немедленно обращаться в полицию…»
Отмена занятий сразу отошла на второй план. Я с отвращением щелкнула кнопкой пульта. Надо быть полным ублюдком, чтобы кормиться от другого человека, тем более от ребенка, а потом бросить его на солнце! Это самое настоящее надругательство, лишающее бедных родителей надежды, что их дитя упокоится с миром.
Солнечный Садист — ну и кличка! Видимо, у тележурналистов иссякла фантазия, не могут придумать серийному убийце нормальную кличку. Зачем ее вообще придумывать?!
Из глубины дома донесся тоненький голосок:
— Фи-и-и! — (Я снова оторвалась от учебника: неужели Люси слышала новости?!) — Она укусила ту девочку? — захихикала сестренка, и я вздохнула с облегчением: страшные новости Люси пропустила.
— Ага, потому что та старуха действительно ведьма! — Ломающийся голос Оскара делал сказку страшнее и драматичнее. — А ты думала, она гладит детишек по головке и отпускает с миром?
Я бросила учебник на диван и вскочила, тотчас забыв о домашней работе. Когда мы с Оскаром
Люсинда снова захихикала, и я, слушая продолжение сказки, на цыпочках побежала по коридору. Я не обулась и по ковру двигалась совершенно беззвучно.
— Будешь хихикать или сказку слушать?
— Все, все, буду тихо сидеть! — закричала Люсинда. — Читай дальше!
Я заглянула в детскую: Люси, в желтой ночнушке с оборочками, сидела на кровати, прижав к животу бордовое одеяло. Белые кудри рассыпались по плечам. Сестренка широко улыбалась — в свете ночника блестели и голубые глазки, и маленькие острые клыки.
Над ее плечом полумрак детской пересекал тоненький солнечный луч. Он просачивался сквозь узкую брешь в обитых темно-розовым плюшем ставнях, за которыми еще час назад светила луна.
Оскар сидел на стуле у кроватки Люси и читал любимую сказку из старой книги в кожаном переплете, купленной задолго до рождения наших родителей.
— «Ведьма крепко сжала Гретель, приникла к шейке девочки и вонзила клыки в ее тонкую белую кожу. Глоток, еще глоток — она пила сладкую детскую кровь, наслаждаясь каждой каплей. Гретель слабела, потом без чувств упала на пол и закрыла глаза. — Оскар взъерошил свой жесткий белый ежик, а я нахмурилась: разве в сказке Гретель теряла сознание? — Когда девочка умерла, ведьма повернулась к клетке, где сидел Гензель, в ужасе взиравший на бездыханное тело сестры. Мальчик понимал: теперь его очередь».
Голубые глаза Люси расширились от ужаса, нижняя губа задрожала.
Гневно стиснув зубы, я влетела в детскую, отняла у брата книгу, а свободной рукой дала ему подзатыльник.
— Ты, урод, зачем отсебятину гонишь? — Я обожгла брата недовольным взглядом, и на его бледных щеках в кои-то веки появился румянец. — Люси шесть лет! Ей нужна сказка, а жуткие импровизации оставь для своих идиотов-приятелей! — рявкнула я.
— Это не сказка, Кез, а назидательная история. — В бледно-зеленых глазах Оскара горело убеждение. — Мораль в том, что нельзя брать конфеты у незнакомых. Чему она научит Люси, если умолчать о возможных последствиях?
Оскар потянулся за книгой, но я решительно отступила:
— Во-первых, учить Люси — не твоя забота, а в главных, Люси — первоклассница, значит, для нее «возможные последствия» не включают смерть и каннибализм. Обучением пусть занимается учительница, а тебе лучше заняться домашней работой, не то скажу маме, что ты опять пугал сестру.
Оскар насупился, но без разговоров вышел в коридор. Мама до сих пор злится на него за двойку по математике. Мой брат далеко не дурак — экзамены за второй и пятый классы сдал экстерном и стал самым юным старшеклассником в нашей школе за последние два года. Но каждое утро корпеть над домашней работой ему не улыбается. Пока не придумал, как исправить двойку на пятерку, не делая домашку, злить маму он не решался.