Романтики (пьеса в 4-х действиях)

Мережковский Дмитрий Сергеевич

Пьют.

Михаил. Ну, а третий, последний, за что?

Варенька, Душенька и Ксандра. За тебя, за тебя, Мишка! За нашего освободителя! За второе наше солнышко.

Михаил. Нет, не за меня, а за то, что я люблю больше чем себя самого – за освобождающую истину. Помните то, что я вам говорил. – Восторг разрушения – восторг созидания. За разрушающую и созидающую Истину – солнце всех солнц!

Действие четвертое

В

Луганове, в доме Дьякова, большая неуютная комната. Одна дверь в прихожую, другая – в кабинет. Два окна – одно на двор, с флигелями и службами, другое – в поле. Вечер. Дождь.

I

Дьяков и Митенька сидят за столом, уставленным закусками и бутылками.

Митенька. Да, брат, скучно на этом свете, а есть ли другой – неизвестно…

Дьяков. Не философствуй, ради Бога! И без того тошно.

Митенька. А ты чего куксишься? Лей!

Дьяков. Не хочу.

Митенька. Ну что же мне с тобой делать? Ну, хочешь, спляшу? (Наигрывает на гитаре).

Дьяков. Полно. Митя, оставь. (Глядя в окно). Эк, зарядил.

Митенька. Ничего, дождик тепленький березовым веником пахнет. Озимым хорошо.

Дьяков. Тоска. Едем, что ли?

Митенька. Едем.

Дьяков. Куда?

Митенька. Неизвестно, куда. Прямо к цыганкам закатимся. Тряхнем стариной – по-улански. Закутим, замутим, пустим дым коромыслом, завьем горе веревочкой.

Дьяков. Да ведь и там тоска… А у этой, как бишь ее, у Апельсины Лимоновны бородавка на носу с рыжим волосом…

Митенька. Это что – бородавка, а вот была у нашего дивизионного – целый пук волос на переносице, – как рассердится, так дыбом и встанут. Противно!

Дьяков(опять глядя в окно). Нет, не березовым веником махнет, а червем дождевым. Знаешь, черви такие – длинные, розовые, слизкие. Препротивные… А намедни дворнику Михею боров палец укусил: резал Михей борова да не дорезал: а тот взбесился, вырвался и укусил, вся рука сгнила, антонов огонь [29] сделался… Говорят, у всех животных. когда они бесятся, слюна ядовитая… и у «бешеного зайца» тоже?

Митенька. Экая дрянь тебе в голову лезет!

29

гангрена

Дьяков. Тоска!

Входит Лаврентьич.

II

Дьяков, Лаврентьич и Митенька.

Дьяков. Чего тебе?

Лаврентьич. У Сашеньки животик болит.

Дьяков. Ну, что ж. поболит и пройдет.

Лаврентьич.

Не послать ли за фершалом?

Дьяков. Пошли.

Лаврентьич. Аль бобковою мазью потереть пупочек?

Дьяков. Потри.

Лаврентьич. Да ведь я, чай, не мамушка.

Дьяков. Там их целых две – будет с него.

Лаврентьич. А какой в них толк? Только цапаются, Апельсина Лимоновна – ведьма, а Амалия Карловна – черт. Одна за ручку, другая за ножку, того и гляди – пополам дитя раздерут.

Дьяков. Не раздерут. Ну, ступай. Надоел.

Молчание.

Лаврентьич. Как же так, сударь? Не приблудный, чай, не пащенок, – свое дитя, законное. Вот ужо приедет барыня…

Дьяков(вскакивает и замахивается чубуком). Молчи, дурак! Я тебя…

Лаврентьич уходит.

III

Митенька и Дьяков.

Митенька. За что же ты на Сашку взъелся? Он-то чем виноват?

Дьяков(поднимая голову). Я тебя просил, Митя, не говорить об этом… И зачем мне его подкинули? делали бы с ним, что знают… Все из-за него… Как родился – точно ножом отрезало… (Наливает вина и пьет). Ну, едем. Все равно, куда, хоть к черту.

Митенька встает.

Дьяков. Нет, стой, погоди… Слушай, Митя, ты Михаила Кубанина любишь?

Митенька. Люблю.

Дьяков. И меня любишь?

Митенька. И тебя.

Дьяков. Как же так? Или меня, или его.

Митенька. Что же делать? Оба вы – люди хорошие.

Дьяков(положив письмо на столе). На, читай.

Митенька. Я, брат, чужих писем не читаю.

Дьяков. Не бойся, не украл. Да тут и секретов нет. Знаешь Белинского?

Митенька. Виссариона Григорьевича? Ну, еще бы. Вместе у Кубаниных гостили. Тоже «заяц бешеный».

Дьяков. И Боткина знаешь? [30]

Митенька. Ваську-то купчика? У папеньки, в лавке чаем торгует [31] а Гегеля так и жарит. Умный парень.

30

Боткин Василий Петрович (1811–1869), писатель, художественный критик.

31

Отец Боткина был известным и богатым московским купцом-чаеторговцем.