Романы катастроф
Шрифт:
И внезапно Эзра взорвался. — Этот Чарли! — рявкнул он. — Он гнилой внутри, как десятидневная рыба! Он же заразит нас всех! Проказа!
Иш увидел, как большое тело Джорджа содрогнулось, как будто он получил удар в грудь. Он увидел, как вспыхнуло лицо Эм. Для мальчиков сообщение Эзры ничего не значило. Они не знали, о чем он говорит.
Эзра не стал объяснять мальчикам, пока Эм не вышла из комнаты, а затем попытался рассказать им о болезни, но это было чрезвычайно трудной задачей.
Иш сидел, и мысли его бешено скакали. Случилось то, что не имело для него
Раньше законы запрещали прокаженным находиться среди здоровых. Они жили в колониях. Но сейчас не было законов.
— Пусть мальчики уйдут, — сказал он Эзре. — Это должны решать только мы. — Он считал, что мальчики не могут участвовать в этом: они ведь не имели понятия о том, какие опасности для Племени таит в себе Чарли, и они не имели понятия о том, какими правами обладает общество, желающее защитить себя.
Мальчики вышли. Сейчас они уже действительно были мальчиками, несмотря на свой возраст, рост, на то, что они уже сами стали отцами. — Об этом никому ни слова, — предупредил их Эзра.
Когда мальчики вышли, взрослые сдвинулись в тесный кружок.
— Пусть Эм войдет, — сказал Эзра, и Эм тут же присоединилась к ним. Их было четверо.
Они сидели молча, как будто над ними уже нависла смертельная угроза. В воздухе висело ощущение смерти, но не чистой смерти от старости, а смерти долгой, мучительной.
Как только тишина была нарушена, все оживленно заговорили, обсуждая случившееся. Прежде всего все согласились, что Племя имеет право защищать себя и должно сделать это. И никакой закон не осудит их, так как право самозащиты может применяться не только к человеку, но и к сообществу людей.
Но что такое защита? Что они могут сделать? Просто предупредить, как они все согласились, бессмысленно. У них не было возможности изолировать Чарли, посадить его в тюрьму. Они могли просто прогнать его, а если он вернется — пригрозить смертью.
Смерть! Они все беспокойно зашевелились, когда прозвучало это слово. На земле так давно не было войн и смертных приговоров, что сама мысль об этом показалась им кощунственной.
— Но мы не знаем, действительно ли Чарли болен. У нас нет докторов. Может, он когда-то был болен. Может, он просто болтает.
— Этого хватит, — сказал Эзра. — У нас действительно нет доктора, но зачем же нам рисковать? Кроме того, я уверен, что он болен. Он двигается очень осторожно, как будто что-то беспокоит его.
Время тянулось, но никто не замечал его. Наконец заговорил Эзра.
— Пока мы здесь сидим… Сейчас события происходят быстро. Нам нужно что-то делать. — И затем он добавил, как бы размышляя вслух. — Я видел, как много умирает хороших людей…
— Будем голосовать? — спросил Иш.
— Насчет чего? — спросил Джордж.
Снова наступила пауза.
— Мы можем выгнать его, — сказал Эзра, — или… можем еще посадить его в тюрьму…
Затем Эм сказала прямо.
— Изгнание или смерть.
Эм нашла четыре карандаша, а Иш разрезал лист бумаги на четыре части. Одну оставил себе, остальные раздал присутствующим.
Иш написал на своем листочке
Иш сидел над листком с написанной буквой. И думал, что изгнание не решит проблемы. Чарли вернется, он силен и опасен, он может воспользоваться своим влиянием на молодежь. — Почему? — думал Иш. — Неужели я боюсь, что Чарли будет лидером вместо меня? — Нет, конечно, нет. Иш понимал, что над Племенем нависла страшная угроза самому его существованию. И он понял, что имеет право написать только одно слово, единственное слово, продиктованное любовью к детям и ответственностью перед Племенем. Он зачеркнул букву «И» и написал букву «С». Прав ли он?
Сколько времени они сидят над бумагой? И вдруг он понял, что сидит задумавшись, он один, остальные ждут его. В конце концов, — это голосование. И у него голос не решающий. Все будет так, как решит большинство. Значит, совесть у него будет чиста.
— Давайте ваши листки, — сказал он.
Они протянули ему бумажки, и он положил их перед собой на стол. Четыре раза он пробежал по ним глазами, а затем прочел:
— Смерть… смерть… смерть… смерть…
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Они закидали могилу землей и сверху навалили тяжелых камней, чтобы койоты не могли откопать того, кто лежит там. После этого они пустились обратно, оставив под дубом печальный холм.
Они старались держаться ближе друг к другу, как бы черпая поддержку друг у друга. Иш шел среди них, помахивая молотком. Молоток ему был не нужен, но он редко расставался с ним. Ему казалось, что вес молотка помогает ему твердо стоять на земле. Он был с молотком, когда они искали Чарли, и молоток был как бы эмблемой правосудия. Он был с молотком, когда произнес приговор Чарли, и тот безобразно выругался. Он был с молотком, когда раздались выстрелы винтовок мальчиков, и Чарли упал в яму.
Ишу очень не хотелось думать о том, что случилось. Как только у него встала перед глазами эта картина, ему становилось плохо, физически плохо.
И он никогда не привыкнет к этому, в этом Иш был уверен. Это был конец, но это было и начало. Это был конец идиллической жизни в течение двадцати с лишним лет, это был конец жизни в райских кущах. И теперь они познали тревоги, познали смерть. Это был конец, да, но это было и начало: перед ними расстилалась длинная дорога. В прошлом оставалась только маленькая группа людей, большая семья. А впереди их ждало Государство.
Но в этом была своя ирония. Государство — оно, как ласковая мать, заботится и защищает своих детей, обеспечивает им беззаботную жизнь. А первым актом их государства стала смерть. Ну и что? Весьма вероятно, что в далекие смутные времена государство и законность прокладывали себе путь через первобытную анархию с помощью смертей.
— Это было необходимо… это было необходимо, — повторял Иш про себя. Да, этой смертью были добыты счастье и безопасность Племени. Каким бы жестоким ни был этот акт, он предотвратил, во всяком случае Иш на это надеялся, вырождение Племени, появление на свет уродливых детей…