Романы в стенограмме (сборник)

Штритматтер Эрвин

Мы делим год на весну, лето, осень и зиму. Но жизнь и времена года — непрерывный процесс, к познанию которого не подберешься с помощью линейки и тетради в клеточку. Одно связано с другим, одно вытекает из другого.

Люди, мастерские которых — леса, моря, поля и луга, пользуются более точным делением года: ранняя и поздняя весна, разгар лета, бабье лето, ранняя и поздняя осень.

Русский писатель Пришвин открыл весну света, а меня никто не разубедит в том, что бывает весна снега. Она начинается, когда после первой зимней вьюги солнце, белое издали, стоит на безоблачном небе. Кристаллики

снега мерцают в лугах, и даже на самых тонких ветках деревьев цветут снежные цветы. Прошлогодние стебли тысячелистника, пижмы и лабазника сверкают у дороги, и камышовые шпаги торчат из снежно-белых ножен.

В животных снежная весна будит опрометчивые надежды: седоголовый дятел кричит, и его полет с дерева на дерево веселит сердце. Вороны репетируют свое весеннее карканье, а в заказниках звенят голоса корольков и синиц. Кабаны выходят из чащи, пускаются наперегонки со всадником и, хрюкая, галопируют по краю озера, где тонкий припай трещит под их буйными копытами.

Лысухи и нырки улетели, только дикие гуси дождались снежной весны в местах своих гнездовий.

Но однажды ночью ледяной покров отодвигается от края озера, словно дверца раздвижного шкафа, открывая полоску воды. Дикие гуси расправляют (кажется, не слишком охотно) крылья и пускаются в дальний перелет на свою зимнюю родину. Когда они улетают, настает — с сухим снегом и морозом — снежное лето.

Рождество пони

Кай, шотландский рыжий жеребец со светлой гривой, и Сильва, рыже-пегая кобылка, — наша рабочая упряжка. Они возят дрова из лесу, возят кормовую капусту, а во время садовых работ маленьким плугом вспахивают землю под низко свисающими ветвями фруктовых деревьев.

Человеческое царство гномов — плод фантазии. Царство гномов у лошадей существует. Жеребенок шотландских пони может забиться под кухонный стол, если его мать зайдет на кухню выклянчить черствого хлеба.

Иногда мастер Эмиль ездит на рабочей упряжке в соседний городок. Когда шотландцы везут по улицам свой фургончик с красными колесами, все движение останавливается. У работника народной полиции в белой шапке появляется мальчишеский блеск в глазах, и он проявляет необычную снисходительность. Продавщицы выскакивают из магазинов, неся лошадкам угощение, а курортники выгребают из карманов сэкономленные кусочки сахара. Мастер Эмиль гордо восседает на козлах, позволяя прохожим восхищаться пони. Ведь немного восхищения выпадает и на его долю.

— И что ты только с такими малышками делаешь?

— Жеребчика держу в стеклянном шкафу, а кобылка на рояле играет.

Веселый смех оглашает главную улицу городка. Иногда мастер Эмиль сажает в фургон ватагу ребятишек. Школьники в знак благодарности скармливают пони остатки своих завтраков. Никуда пони не бегут так быстро, как в этот городок. Лакомства очень привлекательны.

Пока луга еще не покрылись корочкой затвердевшего снега, пони свободно пасутся за домом. Там они объедают почему-то оставленную коровами траву, не брезгуя чертополохом и крапивой. Луга в результате станут гладкими как гумно, что очень полезно для сенокоса на будущий год. Под вечер пони являются домой и на десерт получают сено.

Зимние дни все короче и короче,

трижды стояли морозы, трава сделалась горькой, а пони все бродили по лугам. Вечером они исчезли. Это было в сочельник. Дети ждали рождественских подарков, а я искал пони. Верхом проехал многие километры, обшарил все уголки, прочесал кусты и заказники, но беглецов не нашел. Звезды искрились зеленоватым светом, когда я, не найдя пони, поскакал к дому и открыл ворота во двор, на случай, если ночью они вернутся.

Это был беспокойный сочельник. Дети ныли:

— Наши пони, куда делись наши пони?

Я больше торчал во дворе, в саду и на опушке леса, чем в празднично убранной комнате, ночью я то и дело просыпался, все мне казалось, что я слышу топот. Под утро пошел снег, и утром в первый день рождества мы увидели роскошные снега, но не увидели наших лошадок. Снег утешил меня, теперь-то я найду следы шотландцев, но, сколько я ни искал, все было тщетно.

Около полудня раздался треск мотоцикла. В кухню вошел тепло укутанный человек. Он говорил быстро, а следовательно, и много, наконец после долгого вступления спросил, не пропали ли у нас пони. Да, пропали пони, да, да!

— Какого они роста?

Мы показали — вот, с кухонный стол.

Ладно, однако это еще не все.

— А еще что?

Рождество-то ведь праздник всеобщей любви, а тут человек возился с пони, значит, с нас причитается, по двадцать марок за каждого.

Мы дали ему деньги и заметили, что от него уже здорово разило водкой, выпитой на празднике всеобщей любви. Деньги исчезли в кармане его брюк, а мы узнали, где наши пони.

В сочельник беглецы искали непромерзшую траву, не найдя, брели все дальше и дальше, покуда у Кая и Сильвы, возивших фургончик, не включилась голодная память. Они отправились в соседний городок, остальные пони — за ними.

На городских улицах не было ни души. На площади сияла электрическими свечами рождественская елка. Понелюбивые жители справляли рождество у себя дома. Пони разгуливали по городу, останавливаясь перед каждым домом, откуда им хоть раз выносили угощение. Разочарованно обнюхали памятник Фонтане, потерлись о дверь овощной кооперативной лавки. Около десяти незадачливые попрошайки покинули город. Назад они отправились по шоссе. На то у них были причины: когда мастер Эмиль возвращался с груженым фургончиком, он предпочитал до деревни ехать мощеной дорогой. Память у Кая и Сильвы была отличная.

У шоссе стояла всевозможная техника и столовые бараки для рабочих большой стройки. Ночной сторож вознаграждал себя за потерянный сочельник фляжкой водки. Он смертельно скучал и потому обрадовался, услышав топот. Олени идут, олени, подумал он, но, когда в кружке света, падавшего из окна сторожевой будки, появилась голова жеребца, человек испугался. Сторож не имеет права бояться. Ему платят за бесстрашие. Итак, человек поборол свой страх, взял палку, вышел и удивился — перед ним стояла игрушечная лошадка. Он подманил пони кусочком рождественской коврижки. Жеребец взял коврижку и в благодарность зафырчал. Тут из лесной тьмы выступили и кобылки, боясь остаться ни с чем. Шесть пони обступили сторожевую будку, били копытами и жалобно ржали — клянчили подачки.