Романы
Шрифт:
Только люди скучают ему.
– Хэ, кум! кудысе-тко?.. Стой! аль в Торг?
– Эгэ! – отвечает юноша.
– Милуй тебя боже! путь добрый!
Светославич проедет.
«Провались ты, не кум – пес неласковый! – шепчет про себя встречный. – Купил кожух новый, зазнался!»
Подъедет Светославич к селу, скачет мимо хоровода, мимо кружала с брагой и лавок, уставленных коробками с кисличками, орехами, репой и пряным печеньем. Вся деревня уставит на него глаза, хороводы остановятся, песни замолкнут, старцы привстанут с залавок, малые дети утрут нос кулаком, и все поклонятся ему в пояс; а красные девицы перешептываются:
– Боярич наш в путь собрался!
– Сам-один,
– То, верно, ловы деять?
– А какой на нем кунтуш узорчатый, шелковой, золот пояс стан перепоясал, червонные сапоги тороченые, у бедра сабля стучит!.. а какой доброликой, румяной, кудри словно кудель крученая!
– Здравствуй, Господин Боярин! – восклицает вся деревня.
А между тем Тиун сельский и старосты заставили уже ему собою путь, кланяются, умоляют, упрашивают на Валя-вицу посмотреть, хороводы зобачить, песен послушать, прикупить браги и меду.
Не слушает их Светославич, воротит коня в сторону, объезжает толпу.
– Что немилостив к нам, Государь, не изволишь нашего хлеба-соли откушать? – продолжает Тиун. – Аль прогневался на нас, родной отец?
– Ого! – отвечает юноша и, стиснув коня, проносится сквозь толпу, давит людей, скачет далее.
– Ох, люди, не добро! быть беде! – говорят селяне, и праздник умолкает, все расходятся по домам, ждут немилости Боярской.
Едет Светославич далее, частым лесом; едут навстречу ему люди конные, вооруженные, красные плащи развеваются, скуфья набекрень.
– Что, Якун, едут?
– Ага! – отвечает им Светославич.
– А ты куда? или что сгубил?
– Эгэ! – отвечает Светославич.
– Ну, ворочайся спешно, а мы засядем в дубраве.
Таким образом Светославич ехал и встречал везде знакомых. То принимали его за слугу хоромного, едущего сбирать по волости скот и почеревые [307] деньги в пользу Божницы; то за мужа взбранного [308] Княжеского, и просили защитить десное [309] ; то за балия, вещуна, чаровника или волхва, и молили его отговорить влающихся [310] .
307
Плата с чрева за зазорного младенца.
308
Военный. (Прим. Вельтмана.) Домыслено Вельтманом; прямой смысл в древнерусском языке – запрещенный. – А. Б.
309
Правое. – А. Б.
310
Здесь: ссорящихся. – А. Б.
Сердится Светославич на людей; досадны, несносны ему люди.
Вот проехал он уже речку Большой Тор, что течет из гор Святых да впадает в Дон-реку. Вот на речке на Тернавке проезжает мимо каменного болвана, которому все прохожие и проезжие кладут доездные памяти [311] .
– Стой! –
311
В XVII в. – разновидность государственных документов; здесь Вельтман использует слово в значении подношения божеству – «болвану». – А. Б.
– Нет у меня ничего! – отвечает юноша.
– Нет ничего! вынь из главы твоей волос и спали в жертву Божичу.
– Нет тебе ни волоса! – говорит Светославич и едет далее.
– Ну, не будет тебе пути! – кричит ему вслед вещун.
Вот подъехал юноша к реке Самаре; перед перевозом, по обе стороны пути, стоят великие каменные болваны, курятся перед ними Обеты.
– Стой! – говорят ему вещуны у перевоза. – Положи память Госпоже да Фрее!
– Нет у меня памяти, – отвечает им сердито Светославич.
– Морочишь!.. есть на тебе кожух золотой, скинь кожух!.. плащ, лаженный золотом и серебром… клади!.. Госпожа даст тебе путь и честь, а Фрея любовь к тебе положит на сердце дев красных.
– Сам ты Фрея! – произносит сердито Светославич, вырвавшись из толпы жрецов и перевощиков, окруживших его.
Мохнатый пес плывет чрез реку Самару. Светославич вслед за ним.
Клянут его жрецы, приподнимаясь с земли.
Быстро несется он чрез мирные поля. Поет оратай веселую песню; не рогатыми волами, не конем орет он землю: орет он парой Литвинов, подгоняет Литвинов длинной хворостиной.
Пронесся Светославич чрез широкие степи, скачет глубокою долиной под навесом частых дерев; вдруг слышит… навстречу ему конский скок… в глубине долины, по извилистой дороге пыль взвивается… нет-нет и вдруг вопль женщины… Приостановился Светославич, а из-за поворота дороги прямо на него мчится всадник, налетел, конь встал как вкопанный, загородил ему путь Светославич.
Вопль женщины повторился; она лежала поперек седла, перед всадником, обхваченная левою его рукою и окутанная в красную полость, перекинутую через плечо.
Внезапно остановленный, едва усидел он на седле, грозно окинул глазами Светославича, под которым черный конь фыркал, взрывал копытом землю, вскидывал голову, звучал цепями узды.
– Дорогу, Витязь! – вскричал встречный всадник.
– Спаси! спаси меня! – раздался голос женщины.
– Дорогу! – повторил всадник. – Или меряй силы!
– Эгэ! – произнес равнодушно юноша, кивнув головой и не двигаясь с места.
– Ха! подорожный вор! – пробормотал сквозь зубы встречный. – Кто бы ты ни был, могучий или слабый, честная кровь течет в тебе или ядовитый черный сок: все равно для меня! не говори твоего имени, не растворяй уста, чтоб не слышать лай собаки!.. дорогу!..
Выхватив меч из ножен, всадник наскочил на Светославича. Светославич, выхватив также меч свой, отразил удар и не двигался с места.
– Дорогу! – повторил всадник.
– Спаси меня, Витязь добрый! спаси! – вопила женщина, протягивая к Светославичу руки.
– Пусти ее! – произнес Светославич. – И ступай куда хочешь!
– А! девошник! по речам видно, что у тебя зубов еще нет!.. верно, не лобызал ты еще никого, кроме сосца материнского!.. недаром полюбил на-голос мою рабыню и хочешь ратовать ее!.. Честному встречному нет дела ни до слез, ни до женского смеха!.. Годи, годи!.. ну, кому достанется!..