Ромашка с шипами
Шрифт:
Наверное, никогда в жизни я не чувствовал себя так по-идиотски!
Наконец, меня осеняет. Я начинаю осторожно ощупывать себя, стараясь не разбудить Еву. Рубашки на мне нет. Брюк… тоже нет.
Трусы на месте. Это моя единственная одежда. И… что это значит? Это может значить все, что угодно!
Интересно, одета ли Ева? Я этого не вижу. Она укрыта одеялом по самую шею. Я начинаю осторожно его приподнимать…
И тут она резко поворачивается.
Смотрит на меня. И я не могу
Я забыл как дышать. А она… улыбается. Сонно щурится. И произносит необычайно нежно и ласково:
— Доброе утро.
— Привет, — хриплю я.
— Как спалось? — спрашивает она.
И тянется ко мне.
Блин. Что делать? Если она меня сейчас поцелует… Значит, все было. Или не значит? Я не знаю.
Сердце выскакивает из груди. Я покрываюсь холодным потом. И плотнее заворачиваюсь в одеяло.
А Ева… она легким движением касается моего лба. Какие у нее приятные прохладные пальчики!
Она садится на кровати, и я вижу, что она в футболке. Уф… Это хорошо.
— Голова болит? — спрашивает Ева.
И я, наконец, решаюсь задать ей вопрос:
— Что вчера было?
— Ты что, не помнишь?
Ева обиженно надувает губы.
Я отрицательно мотаю головой.
Ее губы начинают дрожать.
— Ты… Ты, правда, не помнишь? Как ты можешь! После всего, что между нами было… После того, что ты со мной сделал… Ты заявляешь, что ничего не помнишь?!
Кажется, на ее глазах блестят слезы.
А в моей голове что-то взрывается. Мозг вибрирует и пульсирует острой болью. Сердце бьется с перебоями. Меня бросает то в жар, то в холод…
— Что я с тобой сделал? — спрашиваю я, боясь даже предположить, каким может быть ответ на этот вопрос.
И тут Ева внезапно начинает хохотать.
— Ничего! — вопит она.
Вскакивает с кровати и бросает в меня подушку. А у меня ощущение, что в голову прилетело пушечное ядро.
Я пытаюсь подняться, но снова падаю.
Как хреново-то! Мало того, что голова раскалывается, так еще и тошнит, и перед глазами все плывет.
Пофиг. Пусть мне голову разорвет от боли. Все равно я чувствую невероятное облегчение.
Ничего не было!
Я не приставал к Еве с пьяными поцелуями. И не делал ничего такого, от чего на ее глазах могут выступить слезы.
А она…
— Ну ты коза! — с хриплым стоном выдаю я. — Как ты меня напугала…
Ева хохочет, носится по комнате в футболке и шортиках, снова швыряет в меня подушки.
— Подожди… Как я сюда попал? Почему я сплю в твоей постели?
— Ты вчера пришел. Наговорил разного. Лег и уснул.
Наговорил? Чего я наговорил?
И тут я вспоминаю еще одну деталь.
— А почему я в трусах?
Я что, пришел
Придурок. Ну я и придурок… И что я ей сказал?!
— Я тебя раздела, — заявляет Ева.
— Серьезно? Ты? Зачем?
— Ну, сначала я сняла ботинки. В ботинках спать точно неудобно.
— Боже, — из меня вырывается стон.
Я приперся в ботинках. Я точно был в хлам! Ненавижу ходить дома в обуви.
— А потом я подумала: в брюках тоже неудобно. И в рубашке.
— Ты… — начинаю я.
И замолкаю. Я не знаю, что сказать. Мне не в чем обвинить Еву. Обвинять можно только самого себя.
Меня за такие выкрутасы вообще выпороть надо!
Во что я превращаюсь? Я веду себя как телка.
Серьезно.
Сначала согласился поехать трахаться к Рите, а когда оказался в квартире — передумал и закрылся в ванной. А потом вообще сбежал.
Телки так иногда делают.
Наутро я проснулся в чужой постели с провалом в памяти. Раздетый. Меня ночью раздели, а я этого не помню. Меня так и поиметь могли!
Артур, блин, Леонидович! Ты мужик или где?
Позорище… Адское позорище.
Самураи такой позор смывают кровью… Мысль о харакири внезапно показалась мне очень привлекательной.
Голова сейчас расколется, точно. Я это чувствую. По-моему, там уже трещина пошла. Во рту как будто выгрузили самосвал кошачьего помета. В животе разгорается кислое тошнотное пламя. И подступает к горлу. Наверное, меня сейчас опять вывернет.
Еще и Ева смеется надо мной. Над моими стонами и страдальческим видом.
Блин.
Лучше харакири, чем вот это вот все…
Глава 27
Артур
Ева куда-то исчезла. Я осторожно сел в кровати, пытаясь унять взбунтовавшийся желудок. Что началось-то опять? Ну выпил я вчера шампанского… Это не причина для такого адского похмелья!
Тем более, что от шампанского я частично избавился.
Ну серьезно, что со мной такое? Старею, что ли? Такой головной боли у меня не было последние лет десять, а то и больше.
Все, пора в утиль.
Пить не могу, с девушками в прямом смысле слова сплю… Старая ржавая рухлядь!
Передо внезапно мной появилась Ева.
Я посмотрел на нее своими мутными старческими глазами, и у меня перехватило дыхание.
Она — сама юность и свежесть. Легкая, живая, невыносимо красивая. Стройные ножки, узкая талия, прекрасные зефирки под футболкой…
А главное: в руках у нее стакан прохладной воды и две таблетки.
— Выпей, страдалец. Полегчает.
— Спасибо!