Ромашки в октябре

Гонкур Галина

Было очевидно, что надлом нашей жизни, которую мы так бережно охраняли от внешних передряг, будет куда сильнее, чем можно было предположить.

Сначала мы с Сергеем пытались смотреть ТВ, искать новости про Украину в Интернете, но скоро стало понятно, что от этого не легче, а, наоборот, тяжелее: не имея надежной, достоверной информации от непосредственных участников событий, видя тенденциозность освещения событий со всех сторон, разобраться в том, где правда, а где ложь, было решительно невозможно. Одно и то же событие разными сторонами подавалось совершенно по-разному.

Кое-как читая по-английски, я попыталась поискать информацию в зарубежных СМИ. Скоро стало понятно, что и они обращаются с информацией крайне вольно.

Даже беседы с беженцами из Украины понимания ситуации не приносили. За первые же месяцы «украинских» событий – в особенности когда начались военные действия и в город стали приезжать беженцы – стало понятно, что и беседы с очевидцами не приносят нам понимания, что же там происходит у братьев-славян, кто прав, а кто не прав. Клубок закручивался все туже, в воздухе витали растерянность и ожидание самого худшего сценария развития событий. Возможно, кому-то это давалось без особых проблем. Я же, со своей тонкой нервной организацией и способностью к сопереживанию, просто физически болела от происходящего вокруг меня, в том числе и в информационном пространстве. Одно было понятно: очень жалко людей, очень жалко всех нас, кому выпало проживать эти времена…

Помню, как мы ехали домой после одного из рекламных мероприятий в области. Погода была дождливая, глаза очень уставали от напряжения. Решили затормозить на заправке, отдохнуть, перекусить. В кафе познакомились с двумя женщинами, они оказались беженками из Донецка. То, что они рассказывали – бомбежки, насилие с обеих сторон, голод, гибнущие дети, – взрывало мозг, заставляло тяжко биться сердце. Я впервые за свою долгую жизнь оказалась в такой ситуации и не знала, как себя вести. Одновременно хотелось убежать и не слышать – и немедленно чем-то помочь. Они сидели передо мной, две обычные тетки, встреть на улице – и не заметишь. А внутри у них был ад; я уверена, что, переживи человек такое, он просто не может остаться прежним, не может не измениться.

Когда настал момент оплачивать счет, у них не оказалось наличных. Сергей попытался оплатить наш общий счет самостоятельно – женщины отказались, шумно возмущались и интересовались, есть ли поблизости банкомат. С обратной стороны заправки был небольшой магазин, девушка-официантка сказала нам, что там можно снять деньги. Договорились, что мы немного подождем, женщины сходят в магазин и вернутся к нам. Я решила сходить в туалет и вышла с заправки чуть раньше. Когда я стала застегивать в кабинке джинсы, молния зацепила легкий шарф, концы которого при наклоне попали в застежку. Так что пришлось задержаться, пыхтеть, возиться, пытаясь не сломать застежку и одновременно не порвать шарф.

В этот момент я услышала, что в туалет вошли наши случайные знакомые.

– Так, значит, сейчас выходим из туалета, и сразу в машину иди, уезжаем.

– Погоди, нам же еще в банкомат идти, нас ждут же на заправке.

– Ты меня слышала? Выходим и уезжаем!

– Нехорошо как-то. Хорошие люди, даже заплатить хотели за нас. Неудобно убегать-то.

– Неудобно тебе?! Да из-за них, людей этих хороших, у нас вся жизнь под откос! Петро твой погиб, мой мужик, считай, сгинул – видела его последний раз два месяца назад, где он и что – неизвестно теперь. А ей, видите ли, неудобно! Пусть платят!

Быстро управившись с делами, так и не обнаружив в кабинке меня, они вышли.

У меня так горели щеки, было так нехорошо, что я еще немного задержалась в туалете. Успокоившись, я вернулась в кафе и сказала Сергею, что уговорила на улице женщин все-таки согласиться, чтобы мы оплатили счет. Ситуация была странной даже для него, не слышавшего этого туалетного диалога; логично было хотя бы вернуться, сказать «спасибо» и попрощаться. Но я хорошо знала своего мужа: человек он не мелочный и спустит это на тормозах, промолчит. По приезде домой я сильно заболела и долго выкарабкивалась, врачи терялись в догадках по поводу диагноза – ощущение было такое, что разладился

весь организм, настолько противоречивыми были симптомы. Я понимала, что причина, скорее всего, в моем внутреннем раздрае, непокое, и благодарила вовремя пришедшую болезнь, давшую мне возможность полежать в постели и подумать, отдохнуть.

Но, сколько бы я ни размышляла на эту тему, я не могла прийти к какому-то четкому мнению по поводу всего происходящего, встать внутри себя на какую-то четкую и однозначную позицию: кто прав – кто виноват, где добро – а где зло, где белое – а где черное. Никогда бы не подумала, что неопределенность с вопросами, не касающимися личного существования, может вызывать у меня такие сильные, такие болезненные ощущения, так мучить меня и занимать ежедневные мысли. Я слушала или читала высказывания людей, обосновывающих важность и нужность происходящего для соблюдения интересов России, – и соглашалась с их доводами. Затем натыкалась в Сети на точку зрения оппонентов, защищающих интересы «украинской свидомости», – и начинала их понимать.

Вскоре я начала чувствовать необходимость как-то отстраниться от темы – я физически страдала от погружения в нее: нарушился сон, аппетит, стало то и дело подскакивать давление, я ощущала себя постоянно подавленной. Но поделать с этим ничего не могла: каждое утро, садясь к компу, как зомби, начинала снова и снова погружаться в российско-украинскую заваруху.

Скоро к поводам для душевных терзаний, помимо Украины, прибавились и санкции с финансовым кризисом. Резкие колебания курса валют, изменения в экономической обстановке тут же отразились на нашем бизнесе. Клиенты резали свои рекламные бюджеты, наши заработки стремительно падали. Сергей старался удержать руль нашей лодки, которая упорно поворачивалась носом вниз, ко дну. Я, со своим куда более стратегическим взглядом, понимала, что необходимо срочное и кардинальное решение, а не попытка отбивать те или иные последствия происходящего на рынке. А оно, решение это, все не приходило и не приходило.

К сожалению, со всеми этими событиями совпал и мой личный «срок работы батареек». Я чувствовала себя невероятно разбитой и унылой. События вокруг давили на меня, на мой мозг, заставляя немедленно искать решения, выходы, придумывать антикризисные планы. Организм сопротивлялся, отделывался от мозга всевозможными болезнями, то и дело нападающей на меня бессонницей, после которой я не то что работать не могла – едва ноги волочила. Ощущение фатального полета в пропасть нарастало.

Подкашивала наш бизнес еще и сильная закредитованность. Во второй половине 2013-го, когда все еще было ровно, радужно и складно, мы взяли два больших кредита. За счет первого мы выкупили офисное здание, где давно уже арендовало площади наше агентство. Второй кредит мы потратили на то, чтобы отремонтировать как следует старое здание, расположенное очень удачно в тихом центре; меблировали его, постаравшись сделать интерьер модным и достаточно шикарным. Оба кредита были валютными, и, когда грянул кризис, мы оказались в захлопнувшейся ловушке: чтобы обслуживать кредиты, нужно было зарабатывать, а клиенты агентства, как это всегда и бывает в кризис, «резали косты», сокращая все, что только можно, и в том числе – бюджеты на рекламу и маркетинг.

Размер наших долгов быстро достиг какой-то совершенно невыговариваемой цифры. Надо было что-то срочно предпринимать, тревожная красная кнопка горела и пульсировала у меня внутри практически постоянно. А путей выхода из сложившейся непростой ситуации так и не было видно: не придумывалось мне ничего…

Но и этого судьбе показалось мало.

Как-то вечером в гости пришел Руслан. Что удивительно – один, без Кристины, хотя обычно в свободное от работы время они перемещались исключительно парой, как попугаи-неразлучники. Я даже забеспокоилась сначала – уж не добавится ли ко всем нашим трудностям еще и кризис в его семье. Оказалось, дело совсем не в этом.