Ромен Гари, хамелеон
Шрифт:
Гари несколько удивило, что Калиски включил сцену в концлагере и эпизод, в котором появляются гомосексуалисты. И то, и другое пришлось ему не по душе. Тем не менее они отнесли сценическую версию «Европы» Жану-Луи Барро, режиссеру театра «Одеон». Тот даже предложил на роль Мальвины фон Лейден популярную актрису Мадлен Рено. Но после нескольких консультаций с Барро Гари и Калиски поняли, что он вовсе не намерен ставить этот спектакль. Когда они выходили из театра, Гари подытожил: «Нет, не хочет этот гад ее ставить! Никак не хочет!»
Однажды Гари пригласил Рене и Имельхильд в ресторан «Ла Куполь». Сам он пришел на этот ужин с роскошной мулаткой. Он поглощал уже третий свиной окорок, когда к их столику подлетел какой-то молодой человек и набросился с оскорблениями на его спутницу, которая, как оказалось, была проституткой: «Чертова
В горячее рабочее время он не желал тратить время на завоевания, соблазнения и разрывы и потому обращался к мадам Клод или мадам Билли, чьи заведения считались лучшими в своем роде; с их содержательницами он был знаком еще со времен своей дипломатической службы и тепло к ним относился. В те годы ему не раз приходилось организовывать вечерний досуг иностранных делегаций{656}.
По утрам Гари нередко ходил в бассейн «Серкль Интераллье» в Фобур-Сент-Оноре. За обедом его можно было увидеть в кафе «Липп». Иногда он предпочитал ему ресторан «Рекамье», куда направлялся по рю дю Бак через парк Бусико либо по бульвару Распай; в последнем случае он заодно заглядывал в магазин издательства «Галлимар», где ему предоставлялась скидка.
Гари постоянно менял внешность: отпускал и убирал бороду, то отращивал усы, то сбривал их, надевал шляпу или выходил с непокрытой головой, но всё равно себе не нравился. Он носил яркие шелковые рубашки, которые ему шили в ателье на улице Фур, со шнурами, заплетенными на американский манер вместо галстука. После обеда он выпивал чашку кофе в заведении «Руке», что на бульваре Сен-Жермен, заходил поздороваться со своим сердечным другом Робером Галлимаром, а потом запирался у себя в кабинете вместе с Мартиной Карре. Когда к нему приходила очередная фаворитка на один день, Мартина начинала со слезами собираться домой.
Некоторые удовлетворялись легкой интрижкой, другие изводили себя ревностью: как он ни старался сделать так, чтобы любовницы никогда не встречались, те из них, кто к нему по-настоящему привязывался, в конце концов узнавали, что он был благосклонен не только к ним. Мариэлле Бертеас, одной из своих подруг, Гари рассказал как-то раз такую байку. Однажды в парикмахерской недалеко от рю дю Бак он заметил молоденькую девушку в майке без рукавов, которая мыла волосы посетительницам. Она показалась Гари очень хорошенькой, но особенное очарование ей, по его мнению, придавали темные волосы под мышками. Тогда он не решился к ней подойти. Но одним летним утром он все-таки вошел в парикмахерскую. Поскольку Ромен Гари был знаменитостью, хозяйка салона сразу же бросилась его встречать. Он шепотом объяснил ей, что хотел бы пригласить одну из ее служащих на ужин. Владелица парикмахерской сочла это за честь, даже не поинтересовавшись мнением девушки. В тот же вечер юная парикмахерша стояла на пороге квартиры Гари, нарядно одетая и с тщательно выбритыми подмышками. Увы, очарование испарилось сразу же, как только Гари это заметил, и после ужина девушка просто ушла домой.
Если Павла Устинова, Флоранс Баумгартнер, Анна де ла Бом любили Ромена Гари всем сердцем, то Катрин Панколь, особа совсем юная, отнеслась к отношениям с писателем не так серьезно, чем больно его ранила. А вольная красавица Беатрис Клерк видела в своей связи с Гари лишь проявление дружеских чувств.
В конечном итоге любовницы Ромена Гари становились его преданными подругами, помогая справляться с болезнью Джин Сиберг. Каждый раз, когда Гари знакомился с женщиной, он искренне надеялся, что будет ее
Это вредно, когда тебя так сильно любят в сталь нежном, столь раннем возрасте. Приобретаешь дурную привычку. Начинаешь думать, что такая любовь есть еще где-то, что она может повториться. Веришь в это. Ищешь, надеешься, ждешь. Материнская любовь — это обещание, которое жизнь никогда не исполняет. Потам тебе всю жизнь приходится есть остывшее. Теперь, какая бы женщина тебя ни обнимала, ты воспринимаешь это лишь как сострадание. Неизменно возвращаешься поскулить на могилу матери. Конец, конец, всему конец. Шею тебе обвивают ласковые руки, нежные губы говорят тебе о любви, но тебя не обманешь. Ты слишком рано нашел этот источник, так что он уже успел иссякнуть. Когда тебя начинает мучить жажда, ты вновь бросаешься к месту, откуда текла живительная влага, но источника больше нет — остались одни миражи. Еще на рассвете ты подробно изучил любовь и сохранил конспект в тетрадке. Куда бы ты ни направлялся, ты несешь в себе эту отраву, постоянно сравнивая то, что было, с тем, что есть, и надеясь повторить уже пережитое.
На первой стадии романа Гари был искренен. Он, например, очень красиво ухаживал за очаровательной Анни Паскини, умолял ее переехать из Ниццы к нему в Париж, на рю дю Бак. Она переехала. В первый же день их совместной жизни он встал рано утром с постели и, покусывая сигару, проследовал к себе в кабинет со взглядом, устремленным в пространство. Это происходило в 1973 году, когда он должен был по контракту с издателем одновременно писать три книги: «Чародеи», «Ночь будет спокойной» и «Головы Стефани», за что ежемесячно получал аванс.
В те годы у него жил молодой польский актер Войтек Пшоняк с женой Барбарой. Войтек приехал играть в Нантер [95] в спектакле Петера Хандке «Неразумные люди находятся под угрозой исчезновения» в постановке Клода Режи. Чтобы получить эту роль, Войтек солгал, утверждая, что хорошо владеет французским, хотя сам еле-еле на нем говорил. Выучить текст с правильным произношением было для него подвигом, а каждая репетиция оборачивалась мукой, потому что Войтек плохо понимал указания режиссера. Приехав в Париж, супруги Пшоняк поселились в общежитии польской Академии наук на улице Лористон.
95
Северо-западный пригород Парижа на Сене.
О том, что Пшоняк в Париже, Ромену Гари сообщил Станислав Гаевский. Гари без промедления пригласил Барбару и Войтека на ужин и спросил, чем может помочь. Они искали недорогую однокомнатную квартирку, потому что больше оставаться в этой ужасной гостинице с общей кухней было невозможно. Там даже прослушивались их телефонные разговоры. Несколько дней спустя Гари вновь позвал Пшоняков в гости и предложил остановиться у него.
Комнаты, которые раньше занимала Джин, теперь были свободны, потому что 12 марта 1972 года в Лас-Вегасе{657} она сочеталась законным браком с Деннисом Берри, всего через несколько дней после знакомства с ним в кафе «Кастель»{658}. Единственное неудобство заключалось в том, что у Евгении, на плечах которой лежало приготовление пищи и уборка, не было желания обслуживать еще и Пшоняков. Поэтому, чтобы не заставлять Барбару самой мыть посуду, Гари просил супругов нанять в прислугу подругу Евгении из Испании, которая как раз искала работу. Ромен Гари был рад тому, что Пшоняки поселились у него. Ему нравилось говорить по-польски, есть польские блюда, которые со знанием дела готовил Войтек. Поужинав, они долго беседовали перед сном, сидя у камина. Главным предметом разговора был Диего. «Я для него — еврейская мама. Он об этом не знает, но, когда он был помладше, я, прячась, шел за ним всякий раз, когда он отправлялся играть в теннис, потому что боялся, что с ним что-нибудь случится». Идя куда-нибудь вечером, Гари всегда предупреждал Пшоняков: «Не отвечайте на телефонные звонки или говорите, что меня нет, потому что я всем вру». Он признался им и в том, что мать никогда не говорила ему, будто бы он сын Ивана Мозжухина. Барбара и Войтек прожили у Ромена Гари пять месяцев, по прошествии которых вернулись домой в Польшу.