Ромео и Джульетта (Пер. Т. Щепкина-Куперник)
Шрифт:
А разве острый соус не хорош для такого жирного гуся?
Однако твое остроумие – точно из лайки, которую легко растянуть и в длину и в ширину.
Я растяну слово «гусь» в длину и в ширину – и ты окажешься величайшим гусем во всей округе.
Ну вот, разве это не лучше, чем
Ну-ну, довольно.
Ты хочешь, чтобы я обрубил моему красноречию хвост?
Да, иначе ты его слишком растянешь.
Ошибаешься, я хотел сократить свою речь; я уже дошел до конца и продолжать не собирался.
Входят кормилица и Пьетро.
Вот замечательный наряд!
Парус, парус!
Два: юбка и штаны.
Пьетро!
Что угодно?
Мой веер, Пьетро.
Любезный Пьетро, закрой ей лицо: ее веер красивее.
Пошли вам бог доброе утро, синьоры.
Пошли вам бог прекрасный вечер, прекрасная синьора.
Да разве сейчас вечер?
Деле идет к вечеру: шаловливая стрелка часов уже указывает на полдень.
Ну вас! Что вы за человек?
Человек, синьора, которого бог создал во вред самому себе.
Честное
Я могу сказать, хотя молодой Ромео станет старше, когда вы найдете его, чем он был в ту минуту, когда вы начали искать его. Из всех людей, носящих это имя, я – младший, если не худший.
Хорошо сказано.
Разве худший может быть хорошим? Нечего сказать, умно сказано!
Если вы Ромео, синьор, мне надо поговорить с вами наедине.
Она его заманит на какой-нибудь ужин.
Сводня, сводня, сводня! Ату ее!
Кого ты травишь?
Не зайца, синьор; разве что этот заяц из постного пирога, который успел засохнуть и зачерстветь раньше, чем его съели.
(Поет.)
Старый заяц-русак,
Старый заяц-беляк,
Для поста ведь и он пригодится.
Но не съесть натощак,
Если заяц-беляк
Поседел до того, как свариться.
Ну, Ромео, идешь ты домой? Мы ведь у вас обедаем.
Сейчас приду.
Прощайте, древняя синьора. Прощайте!
(Поет.)
Синьора, синьора, синьора!…
Бенволио и Меркуцио уходят.
Ладно, ладно, прощайте! – Скажите, пожалуйста, синьор, что это за дерзкий молодчик, – все время так нагло издевается!
Это человек, кормилица, который любит слушать самого себя. Он в одну минуту больше наговорит, чем за месяц выслушает.
А пусть-ка попробует со мной поговорить. Я ему покажу. Да я не только с ним справлюсь, а с двадцатью такими молодчиками, как он. А если бы я сама с ним не справилась – не бойтесь, найдется кому за меня постоять. Ах он, нахал этакий! Что я ему – милашка, что ли, или его собутыльник? (К Пьетро.) А ты тут стоишь, развеся уши, и позволяешь всякому нахалу тешиться надо мной как угодно?