Ромео с большой дороги

Донцова Дарья

Евгений, широко раскинув руки и ноги, лежал на полу, над ним, спиной ко мне, склонилась полная фигура в темном пальто. Рядом с распростертым телом гримера стояла отчего-то знакомая сумка.

Я втянула голову назад в кухню, похвалила себя за то, что сдержала вопль страха и удивления, а потом растерялась. Что делать теперь?

Не успело прийти решение, как в проеме кухонной двери возникла та самая фигура. Пару секунд мы молча смотрели друг на друга, потом одновременно воскликнули:

– Это вы? – и замолчали.

– Что вы здесь делаете? –

отмерла первой нежданная гостья.

– Где Женя? – промямлила я.

– У него стало плохо с сердцем, – сладко улыбнулась тетка, – хочу лекарство дать.

Продолжая сохранять на лице самое ласковое выражение, дама начала приближаться ко мне, я пошарила рукой по кухонному столику, нащупала какую-то банку и, ощущая себя мышью, к которой протягивает лапу с острыми когтями кошка, швырнула находку в надвигающуюся беду. Честно говоря, это был жест отчаяния. До сих пор мне ни разу не удавалось попасть скомканным листом бумаги в мусорную корзину, даже если та находилась в полуметре от «баскетболистки». Но сейчас случилось неожиданное.

Банка угодила даме прямо в лоб, крышка отвалилась, изнутри высыпалось облако серо-черного, сильно пахнущего порошка. Заорав не своим голосом, тетка принялась тереть глаза кулаками. Я мухой вылетела в коридор, в одну секунду подперла дверь кухни тяжелым комодом и, слушая безудержное чихание вперемежку с воплями, несущиеся из кухни, схватилась за мобильный. Только бы Дегтярев оказался на месте…

– Алло, – долетел до слуха родной голос.

– Милый! – закричала я. – Скорей сюда! Это Феня! Похоже, она убила Женю! Поторопись! Я ей в лицо сыпанула перец, но не знаю, долго ли она чихать будет. И как только я сумела сдвинуть комод…

– Адрес! Немедленно говори адрес! – велел полковник. – Четко, ясно, быстро, я уже в пути.

Глава 33

Прошло три дня. Дегтярев приезжал в Ложкино ночью и отправлялся на работу около шести утра. В четверг я, измучившись от любопытства, попыталась перехватить полковника. Спустилась за полночь в столовую и ласково прощебетала:

– Хочешь, картошечки пожарю?

Александр Михайлович, не ожидавший моего появления, чуть не подавился трехэтажным бутербродом, потом сердито ответил:

– Спасибо, еще хочу пожить.

– Ну уж не настолько вредна вкусная картошка, – залебезила я.

– Верно, – согласился толстяк, – опасаюсь не корнеплодов в масле, а твоих кулинарных талантов. Перепутаешь чего, и я отравлюсь.

Лишь страстное желание узнать, по какой причине няня Феня задумала лишить жизни Евгения, удержало меня от резких заявлений. Стиснув кулаки, я, продолжая фальшиво улыбаться, проблеяла:

– Мне отправляться спать?

– Естественно, – кивнул Александр Михайлович.

– Прямо так идти в кровать?

– Угу, – не дрогнул полковник.

Делать нечего, придется, видимо, убираться восвояси, что называется, не солоно хлебавши. Но когда рука моя коснулась двери, любопытство стало нестерпимым, и я обернулась.

– Милый!

– Что? –

с полным ртом отозвался Дегтярев.

– Не попадалась ли тебе шуба? – решила я начать разговор издалека.

– Какая?

– Розовая шиншилла, принадлежащая Татьяне. Ее надо найти!

– Зачем искать? – пожал плечами полковник. – Она наверху, спит, наверное.

– Речь идет не о нашей гостье, а о манто, – терпеливо пояснила я. – Если оно не отыщется, Борейко навсегда останется тут. Боровиков дико зол, он не звонит жене, вообще словно в воду канул. Что делать? Тебе охота жить с Танюшкой? Может, мне продолжить поиски шубейки? Если честно, пребываю в тревоге: Алиса пропала, не знаю, жива она или нет, Рита Секридова исчезла, на звонки не отвечает, дверь не открывает. А ты мне ничего не рассказываешь! Что с Женей?

– Он жив, – коротко ответил Дегтярев, – вовремя в больницу доставили.

– А Рита? Алиса?

Александр Михайлович отложил сандвич, посмотрел на него, потом снова схватил чудовищное сооружение из хлеба, масла, колбасы, ветчины и сыра, затем вдруг сказал:

– Завтра в пятнадцать ноль-ноль жду у себя в кабинете. Пропуск заказан, не забудь паспорт и не опаздывай. А на данном этапе я хочу спокойно поужинать.

– Я всегда прихожу вовремя!

– Молодец, – бодро отозвался толстяк и занялся бутербродом.

Я повздыхала и пошла в спальню. Некрасиво со стороны полковника так себя вести. Он же великолепно понимает, что я хочу узнать ответы на свои вопросы, и поэтому сейчас чувствует себя хозяином положения.

Ровно в три часа дня я без стука распахнула дверь в крохотную комнату, являвшуюся служебным кабинетом Дегтярева, и сказала толстяку:

– Тебе не кажется, что я точна, словно поезд Париж – Лондон?

– Разве между этими городами курсируют экспрессы? – искренно изумился приятель. – Францию и Англию разделяет Ла-Манш.

– Забыл про тоннель в проливе?

– Ты явилась для какой цели? – покраснел Дегтярев. – Решила учить меня… э… географии?

– Нет, – испугалась я, – просто поддержала разговор. Пожалуйста, не сердись!

Полковник уставился в окно.

– Ну милый, – замела я хвостом, – расскажи про Феню!

Дегтярев молчал, и в глубине моей души зашевелились нехорошие мысли. Ага, вот ты какой! Получил возможность мучить лучшего друга и решил использовать ее на все сто процентов? Ничего, отольются кошке мышкины слезки! Сейчас Александр Михайлович поломается и выложит правду, а я, утолив любопытство, забью холодильник правильной едой. Не видать нашему толстяку больше ни докторской колбаски, ни рокфора, на полках окажется лишь мясо из сои да кабачки, приготовленные на пару. Кстати, о слезах. Может, мне заплакать? Вообще говоря, я рыдаю в крайне редких случаях, в основном от злости. Но, очевидно, во мне пропал не только великий детектив, но и гениальная актриса – у меня в голове есть парочка эпизодов, при воспоминании о которых из глаз водопадом льются слезы.