Ромовый дневник
Шрифт:
– Не очень, – ответил Сандерсон. – Чертовски много уже выловили.
Мы немного поговорили о погружении с аквалангом. Сандерсон авторитетно рассказывал про кессонную болезнь и погружение на рифе Паланкар. Тед два года прожил на юге Франции и однажды работал с Жаком Кусто.
Вскоре после полуночи я понял, что начинаю напиваться, и встал.
– Все, пойду, – сказал я. – У меня на рассвете встреча с Зимбургером – лучше немного поспать.
На следующее утро я встал поздновато. Времени на завтрак уже не оставалось, так что я торопливо
– Это Кемп, – представил меня Зимбургер своим спутникам. – Он наш писатель – между прочим, в «Нью-Йорк Таймс» работает. – Ухмыляясь, он наблюдал, как мы пожимаем друг другу руки.
Один из мужчин оказался ресторатором, а другой архитектором. Предполагалось вернуться в конце дня, как сказал мне Зимбургер, потому что мистеру Роббису, ресторатору, нужно было отправляться на вечеринку с коктейлями.
Мы полетели в небольшом «апаче», пилот которого походил на беглеца из «Летучих тигров».
Он всю дорогу молчал как рыба и словно бы не осознавал нашего присутствия. После невыразительного тридцатиминутного полета над облаками мы наконец устремились носом вниз к Вьекесу и с шумом пронеслись по небольшому коровьему выгону, который служил там аэропортом. Уверенный в том, что самолетик вот-вот треснет по швам, я ухватился за сиденье, но после нескольких бешеных скачков мы благополучно остановились.
Затем мы выбрались наружу, и Зимбургер представил нас дюжему мужчине по имени Мартин, который напоминал профессионального охотника на акул. На нем была аккуратно выглаженная униформа цвета хаки и мотоциклетные очки, а волосы его почти до белизны выгорели на солнце.
Общий план заключался в том, чтобы взять в баре у Мартина немного пива и сандвичей, а затем отправиться на другую сторону острова, чтобы взглянуть на земельный участок. Мартин отвез нас в городок на своем микроавтобусе марки «фольксваген», однако аборигены, которые должны были приготовить нам сандвичи, куда-то испарились. Мартину пришлось делать сандвичи самому; оставив нас в пустом баре, он в ярости отправился на кухню.
Все дело заняло около часа. У Зимбургера завязался серьезный разговор с ресторатором, так что я решил выйти на улицу и поискать кофе. Архитектор сказал, что знает неподалеку аптеку-закусочную.
Он пил непрерывно аж с пяти утра, когда Зимбургер неожиданно вытащил его из постели. Фамилия архитектора была Лазард, и тон его был неизменно горестным.
– Этот Зимбургер просто чокнутый, – признался он мне. – Из-за него я уже шесть месяцев волчком кручусь.
– И хрен с ним, – заметил я. – Пока он платит.
Лазард как-то странно на меня посмотрел.
– А вы первый раз с ним работаете?
– Угу, – отозвался я. – А что? Он не платит?
Вид у архитектора был явно недовольный.
– Не уверен. С ним хорошо выпить на халяву и все такое, но порой меня терзают сомнения.
Я пожал плечами.
– Ну, мне платит «Аделанте». Так что с Зимбургером мне дела иметь не надо – и это, наверное,
Лазард кивнул, и мы вошли в закусочную. Рекламная полоска кока-колы на стене представляла собой меню. Еще там были красные ледериновые табуреты, прилавок с верхом из «формайки» и массивные бурые кружки для кофе. Женщина за прилавком была белой, но с какой-то примесью и тяжелым южным акцентом.
– Валяйте, заходите, – бросила она, – Чего вам, кореша?
«Матерь Божья, – подумал я, – „кореша“. В какой это городок мы попали?»
Лазард купил за двадцать центов номер «Ньюс» и тут же увидел на первой странице мою колонку.
– А я думал, вы в «Нью-Йорк Таймс» работаете, – сказал он, указывая на мою фамилию под статьей о забастовке на берегу.
– Просто им помогаю, – объяснил я. – Сейчас у них очень туго с персоналом – вот они и попросили меня посодействовать, пока не наберут побольше народу.
Лазард кивнул и улыбнулся.
– Это жизнь, приятель, вы же понимаете. Что у вас там, разъездная работа?
– Более или менее, – уклонился я от ответа.
– Отличная сделка, – заметил архитектор. – Иди куда хочешь… постоянное жалование… никаких забот…
– Черт возьми, – перебил я его, – вы тоже неплохо устроились! – Я улыбнулся. – Вот сидим мы на этом богом забытом острове как два мудака, и нам за это платят.
– Мне не платят, – возразил Лазард. – Да, я получаю на расходы, но если вся эта ерундовина не выгорит, это отбросит меня на два года назад. – Он с серьезным видом кивнул. – Я не настолько признан и не могу позволить себе связать свое имя с любой халтурой – даже если там не моя вина. – Он допил кофе и поставил кружку на прилавок. – Вот вы тут вне подозрений, – сказал он. – Все, что от вас требуется, это писать рассказ. А я на каждом задании либо тону, либо выплываю.
Я испытал жалость к Лазарду. Ему явно не нравился запах того, во что он вляпался, но он не мог позволить себе слишком уж осторожничать. Он был немногим старше меня, и подобное дельце могло стать для него славным прорывом – если оно выгорало. Если же оно не выгорало, то становилось скверным прорывом; впрочем, даже тогда ему было бы не хуже, чем на протяжении последних пяти лет бывало мне. Меня так и подмывало ему об этом сказать, но я знал, что от этого ему лучше не станет. Тогда он тоже начал бы испытывать ко мне жалость, а я в этом не нуждался.
– Ну да, – сказал я. – Каждому хочется натаскать из огня побольше каштанов.
– Верно, – отозвался Лазард вставая. – Именно поэтому я вам и завидую – у вас все колесики крутятся.
Я начинал ему верить. Чем больше он говорил, тем лучше я себя чувствовал. На обратном пути к бару Мартина я оглядел городок. Он был абсолютно безлюден. Широкие улицы, низкие здания; большинство были построены из бетонных блоков и раскрашены в пастельные тона, но все они казались одинаково пустыми.
Мы завернули за угол и пустились вниз по холму к береговой линии. По обе стороны улицы торчали чахлые пальмы, а у подножия холма в бухту выпирал длинный пирс. У самого его конца виднелись четыре рыболовецких судна – они покачивались на прибое, накатывавшем от пролива Вьекес.