Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах

Осараги Дзиро

Кураноскэ, натянув спущенное косодэ на тощие плечи, снова повернул старика лицом вверх и громким голосом изрек:

— Мы бывшие вассалы его светлости князя Асано, правителя Такуми. Во исполнение воли его светлости имеем честь истребовать Вашу голову.

С этими словами Кураноскэ, окруженный столпившимися ронинами, выхватил меч. Лезвие, словно вобрав в себя чувства всех собравшихся, с силой опустилось на горло Киры. Руки и ноги старика дернулись, отчего тело лишь слегка переменило положение, оставшись остывать на снегу.

Оглянувшись на Дзюдзиро Хадзаму, Кураноскэ сказал:

— Поднимите голову. Вы его первым сразили копьем — вам

и честь.

Двадцатипятилетний Дзюдзиро вышел вперед, слегка поклонившись товарищам. Отделив голову Киры от туловища, он поднял ее и поднес командору для освидетельствования. Кураноскэ кивнул и вдруг зычно крикнул:

— Наша взяла!

— Ура-а! — надрывая глотки грянули ронины.

Лес мечей и копий взметнулся в воздух — словно в стремлении сотрясти зимний небосвод. Ронины обнимали друг друга, невзирая на раны, покрывавшие их тела под рассеченными кольчугами, обменивались радостными возгласами, будто вот-вот готовы были пуститься в пляс, и, словно во хмелю, исступленно кричали троекратное «Ура!». Слезы блестели у многих на щеках. Тем временем утренний холодок крепчал, а небо на востоке все явственней светлело. Весь отряд, больше смахивавший сейчас на компанию буйнопомешанных, отчетливо вырисовывался на снегу, словно единый многофигурный бронзовый монумент, пришедший в движение.

Самурайские старшины рода Кира, Кунай Сайто и Магобэй Соуда в эту ночь, вскочив с постели, должны были дать указания своим подчиненным, как лучше организовать оборону при внезапном нападении, а сами вместо этого в виду атакующего противника первыми трусливо обратились в бегство. Спасая свои шкуры, они опрометью бросились в казарменный барак, заперлись там в одной из комнат и, расковыряв целехонькую заднюю стену, выбрались на улицу. Главным орудием в этом отчаянном предприятии по преодолению стены барака обоим отлично служил меч, именуемый «душой самурая»…

Продавец зонтов, чья лавка находилась неподалеку от задних ворот усадьбы, разбуженный гомоном на заре, приоткрыл дверь и выглянул наружу. Завидев беглецов, он пожалел их и, невольно согрешив, разрешил спрятаться у себя в доме. Там, среди остовов зонтов и горшков с красками, они и сидели в ужасной тревоге, лихорадочно поблескивая глазами, дожидаясь, когда наконец стихнет шум боя в соседней усадьбе и на дворе станет светло.

Позже, когда ронины уже покинули территорию, они через тот же лаз вернулись в разгромленную усадьбу. Хозяин лавки впоследствии, подумав хорошенько, устыдился того, что укрыл у себя беглецов. Затем это неприятное чувство усилилось и переросло в гневное презрение к трусам Соуде и Сайто. Все вокруг вскоре узнали правду о том, откуда взялась дыра в задней стене барака. Кто-то — а таких желающих, вероятно, было немало, — решил пошутить и большими неуклюжими иероглифами вывел на стене около пролома: «Вход и выход воспрещен всем, кроме старших самураев клана Кира». Народ потешался от души, увидев эту надпись.

Главный слуга рода Киры, как вор, прокрался, дождавшись ночи, и соскреб эту надпись, но тотчас же появилась новая, с добавлением, написанная уже другим почерком, которая гласила: «Вход и выход воспрещен всем, кроме собак, кошек и старших самураев клана». Эта надпись еще долго красовалась на стене. Обитатели усадьбы вызвали штукатура и велели заделать пролом. Штукатур потом оправдывался тем, что его очень просили, но все его осуждали, говоря, что он зря согласился и надо было оставить дыру как напоминание о позоре.

Кроме тех двух старшин клана, сбежал с поля боя еще один самурай по имени Сэйэмон Маруяма. Он живо смекнул, что бежать надо прямиком на подворье Уэсуги. И впрямь, это было

самое разумное, что можно было сделать. Подоткнув полы кимоно, Сэйэмон со всех ног бросился прочь от усадьбы, но тут, заслышав шаги, кто-то окликнул его: «Стой!» Несколько человек пустились за ним вдогонку. Сэйэмон понятия не имел, кто эти люди: может быть, они и не имеют отношения к ронинам, а может быть — их союзники, что притаились за стеной усадьбы. В испуге он сломя голову помчался по переулку. Преследователи, видя такое поведение, тоже прибавили шагу и не отставали.

Сэйэмон, зная, что речь идет о жизни и смерти, мчался, как ветер. Наверное, потому он и добрался до подворья Уэсуги в Сото Сакураде раньше, чем ожидал, еще затемно. С криками он принялся колотить в ворота, будя стражу. Его преследователи, как видно, рассудив, что опоздали, судя по всему, ретировались.

Если бы сейчас удалось поднять по тревоге самураев на подворье и вышел бы приказ от самого Цунанори, то, пусть даже спасти положение и не удалось бы, но по крайней мере можно было догнать дерзких ронинов и отомстить. Запыхавшийся Сэйэмон рассказал все явившимся стражникам. Опешившие от таких вестей стражники побежали во внутренние покои докладывать господину. Споря и переругиваясь выбежали старшины клана. Мирно дремавшая под снежным пологом усадьба мгновенно преобразилась, наполнилась топотом ног. Отблески факелов заплясали на снегу. В их ярком свете из казарменного барака сбегались самураи, прихватив мечи.

Утро

О вылазке ронинов сообщили и Матасиро Иробэ, преемнику Хёбу Тисаки на посту предводителя эдоской дружины клана и начальника службы безопасности. Заслышав тревожную весть, Матасиро созвал своих людей и приказал срочно готовиться к выступлению. Одеваясь, он явственно различал поблизости взволнованные голоса, доносящиеся из покоев господина, а открыв дверь в коридор, услышал топот множества бегущих ног. «Могут ведь и меня прикончить!» — мелькнуло в голове у Матасиро, когда он, выскочив из комнаты, устремился бегом по темному коридору к прихожей. Впрочем, он был полон решимости отдать жизнь, если вдруг в том возникнет необходимость.

Выйдя в прихожую, Матасиро увидел в тусклом свете утра собравшихся на площади перед домом самураев в боевом вооружении. Слышалось ржание коней.

«Командор!» — прокатилось по рядам, когда Матасиро показался в дверях.

Решительно шагнув вперед, Матасиро крикнул:

— Не поднимайте паники. Каковы бы ни были причины, негоже нам открывать военные действия без ведома и соизволения верховной власти, его светлости сёгуна. Все отставить! Пока не будет от меня особого распоряжения, всем разойтись по домам и спокойно ждать!

Самураи некоторое время ошеломленно безмолвствовали, потом по рядам прошел возмущенный ропот: «Мы ведь союзники его светлости Киры. Как же так?! Теперь на него напали, а мы оставляем разбойников безнаказанными! Где же наша самурайская честь?!»

— Так ведь было уже на то высочайшее повеление! — кричали некоторые.

— Любое высочайшее повеление получить должен лично я, предводитель дружины! — крикнул в ответ Матасиро. — Сейчас решается судьба нашего клана — быть ему или не быть. Вы что, не понимаете, что любой опрометчивый шаг с нашей стороны может погубить репутацию всего клана, по крайней мере всей его кантоской ветви?! [189] Опомнитесь, говорю вам!

189

То есть ветви рода Уэсуги, базирующейся в Эдо и окрестностях.