Роско планета Анджела
Шрифт:
Тем более что карту я сжег. Уничтожил семейную реликвию. Как и все памятные записи семьи. У меня случаются такие приступы глухой тоски по нескольку стандарт-суток. Пусть не остается ничего. Детей у меня нет по уже объясненной причине, — а умру я, и кому это будет нужно? Хотя сейчас жалею о том поступке. Пишу вот. Зачем? Ну скажите мне, зачем?!
Нет… я о другом… Да! Так вот я, собственно, хотел сказать, вполне понятно, что должны испытывать люди, поколениями прожившие в спокойствии и неге и уж позабывшие, что может быть иное, когда незыблемая почва вдруг всколыхнулась под нашими ногами. Выплеснулись
Самое страшное в кошмаре — это когда он повторяется. Даже если и не подозреваешь, что это повтор. Приходит второй «последний день Помпеи», и души покоящихся под пеплом стенают от ужаса… — Впрочем, последнее сравнение вам все равно ничего не скажет.
Не только я, знающий, но каждый без исключения землянин вынес впечатления колоссальные. Дело не в панике и не в шоке, хотя паника и шок тоже были. Мы поняли, как наш мирок мал и хрупок, как мы зависимы от него, как всем сердцем должны беречь его и любить — единственное, что у нас понастоящему есть. Не просто пользоваться, а — любить…
Все это мы поняли после. Позже. Страх жил до следующих нескольких Переселений, после которых мало кому осталось его помнить, а у оставшихся забылось само собой. Кроме меня.
А вот любовь к нашей маленькой страннице-Земле горела в людях с тою же неослабевающей силой, с какой была зажжена.
А потом Роско поведал мне, что земляне стали свидетелями побочного эффекта от явления, когда Земля, не пожелав послать Переселенцев на отобранную планету, не пожелала также просто покинуть ее. Несчастливый мир с неудачницей расой был разрушен вместе с жителями, сколь уж и как там были они разумны. Потребовалась небывалая мощь, и нехватку ее внутри мы почувствовали на себе. И только.
Могучая Земля. Земля-вершительница — Пусть я мал, пусть я — червь в избранном роду человеческом, ничтожен и Земле не нужен, горло мое сжимается от восторга и гордости, что я присутствую при осуществлении грандиозного проекта Вселенной.
Даже задуманного и осуществляемого без желания людей.
Наставник, бережно перекладывающий хрупкие страницы, оторвался на минуту, чтобы дать отдых глазам.
Вдалеке за окнами Дома Наставников на разливе Большой реки блестело неподвижное длинное отражение солнца. Наставнику был виден и спуск Большой реки, и краешек противоположного подъема. В рощу уходила старая дорога. По этой дороге Роско покидает Землю и возвращается на нее. За рекой, причаленный, все стоит у илистой отмели его плот с воткнутым меж бревен шестом, где Роско его оставил.
Но Роско сейчас нет на Земле. Нет того единственного, от кого зависит исполнение Земного пути, существование Земли, тридцати шести тысяч землян и среди них его самого, Наставника, одного из шестерых. Впрочем, их уже только четверо, но это пока…
Отчего — Роско? Вернее, тот, кто в очередной раз принял имя Роско? Забавно, Наставник усмехнулся, истоки обычая он узнал лишь из этой книги, до которой так давно добирался и добрался-таки наконец.
Так почему — он? Что в нем такого, что за редкостное среди тысяч землян свойство, из-за которого Земля века и века заставляет своих Наставников разыскивать тех, кому уготовано стать последующими Роско?
Наставник
Он перевернул несколько страниц сразу. Перед тем, как взгляду упасть на строчки, подумалось еще раз о тридцати шести тысячах землян.
Тридцать шесть тысяч. Шесть раз по шесть тысяч. Ни больше и ни меньше, разве что чуть-чуть в ту или иную сторону. И на сей счет у Наставника имелись мысли, которые он предпочитал держать при себе.
«Добрая светлая Земля, — подумал Наставник, — где все друг перед другом открыты».
И продолжил чтение.
«Временами такие мнения возникают. Тоже — все более редко. Гипотеза, будто Земля странствует лишь «якобы», и Переселения совершаются лишь «якобы», а на самом деле никакого космоса вокруг нет, и Вселенной никакой нет, и весь наш «лебенсраум», сиречь жизненное пространство, есть только одна огромная иллюзия, — эта гипотеза, безусловно, притягательна, потому что все вроде бы говорит за нее.
В самом деле — ну что это за Переселения? Кто видел результат? Кто знает — куда? Кто возвращается?
Но возвращался Роско Андуэлл. Он видел. Он знал. И видимо, будет кто-то еще вслед за ним, ведь Роско предупреждал…
Кажется, я снова пытаюсь нарушить собственное обещание и затрагиваю одно из своих «не»… Нет, не буду об этом. Бессмысленно гадать.
Далее.
Почти сразу люди новой Земли были поставлены перед фактом, что они здесь не одни. Я не имею в виду перенесенных сюда вместе с человеком «по пять пар чистых и нечистых». Я говорю о тех, кто является не то нашими попутчиками, не то сторожами, а не то истинными хозяевами замкнутой в себе Земли.
Кого видят краем глаза, не успевая как следует рассмотреть. Кто возникает со своим свечением и гулом вдруг в любом месте, в любое время дня и ночи. Кто явно «кто», а не «что», ибо поведение их всякий раз слишком осмысленно, чтобы считать просто явлением нашей новой природы.
Осмысленно — значит разумно?
Но кто, по-видимому, настолько чужд нам, что присутствие их, пусть невидимое, но предполагаемое, вызывает такие чувства, как неприязнь, отвращение, почти физическое отталкивание. Этих чувств стыдятся, их замалчивают, возмущаются при одном только намеке на них, и это безусловно нездоровое отношение породило целый букет комплексов в нашем, уж какое есть, самосознании. Думаю, загоняемая внутрь больная тема еще претворится в какие-нибудь наиболее уродливые формы в виде табу и запретов. Впрочем, это будет только логично.
Странно, с Роско мы совсем не говорили об этом. Ему на Земле бывало не до того. Он здесь просто набирался сил. С немногими же приятелями — никого уж нет ныне — договорились лишь, что это, вероятно, тоже какая-то форма жизни, быть может, обладающая собственным, в ее понимании, разумом. Что основа ее скорее всего чисто энергетическая и что никаких точек соприкосновения, кроме вынужденного сожительства, с людьми у нее не просматривается.
Все это были пустые слова. Ведь главный и извечный человеческий вопрос по-прежнему открыт — куда идем?..