Роскошь изгнания

Басс Луи

– По крайней мере, хоть тут вы почти ничего не изменили. Надеюсь, вас не обидели мои слова, ведь мне всегда казалось, что магазин должен выглядеть именно так, как он выглядел раньше. Покупателям намного интересней, если…

– Давайте не будем сейчас об этом. – Я быстро вошел в комнату, нашел свободный стул и, наклонив, сбросил с него книжный хлам. – Входите и присаживайтесь, – сказал я, придвигая стул к столу.

Пока Вернон шел к стулу и садился, я открыл сейф и достал бутылку «Гленфиддиха» и стаканы. Вернулся к столу

и щедро плеснул ему.

– Вьшейте. Вам это потребуется.

– Право, в это время дня я обычно не…

– Господи! Да просто выпейте, – сказал я, – и перестаньте чваниться.

Он мгновение смотрел на меня. Потом тихо кашлянул, словно в горле у него запершило.

– Пожалуй, я лучше пойду.

Я глубоко вздохнул.

– Ах, Вернон, Вернон, виноват. Не спешите уходить, пока я не покажу того, что я нашел, и вы поймете, почему я так возбужден. Простите еще раз.

К моему облегчению, старик поднял стакан и осторожно пригубил.

– А теперь, – сказал я, протягивая ему первую страницу первого письма, – прочтите это и скажите мне, что вы об этом думаете.

Вернон напялил очки на нос.

– Париж… путешествие скучнейшее… так, так… слуги наглые… так, угу… – Многие едва успели бы прочесть первый абзац, а он уже положил страницу на стол и взглянул на меня. – Письмо написано каким-то путешественником в начале девятнадцатого века, судя по высокомерному тону, мелким аристократом, возможно, молодым человеком, совершающим поездку по Европе для завершения образования. Любопытная вещица, но фактически не представляющая никакой ценности.

– Вы правы, даже я это вижу. Хотя бы, полагаю, подлинная?

Вернон склонился над страницей, сняв очки и держа их как лупу.

– Судя по пятнам на бумаге… Чернила выцвели. Стиль и содержание – в духе времени. Да, письмо подлинное, – сказал он, снова выпрямляясь. – Не вижу, почему бы ему не быть подлинным. Почему оно так вас интересует?

– Покинув Париж, Гилберт преодолел Альпы и направился дальше, в Венецию. Там он…

– Все ясно, можете не продолжать, – перебил меня Вернон, устало подняв руку. – Там он встретил самого мрачного изгнанника, лорда Байрона.

Я был несколько разочарован.

– Чертовски проницательно.

– А что еще могло бы так вас взволновать? – Вернон аккуратно вернул очки на нос. – В конце концов, вы явно боготворите Байрона. Иначе зачем было ставить его бюст в моем магазине?

Хотя я никогда не признавался Вернону, я и впрямь в свое время преклонялся перед Байроном. Однажды даже выложил чуть ли не тысячу фунтов за завиток его волос.

Чтобы скрыть смущение, я потянулся за бутылкой и налил Вернону полный стакан. Затем, уже спокойней, вкратце изложил ему содержание писем: опера, приглашение на обед, подробное описание дома и домочадцев. Вернон даже бровью не повел.

– Ну, что скажете? – закончив, спросил я. – Вы должны признать, что это открытие.

Вернон ничего не ответил,

и вдруг словно маска спала с его лица – я понял, что старик завидует. Он всю жизнь занимался старинными и редкими книгами, имея этот магазин, наверно мечтая о находке, подобной моей. Вместо этого он разорился и вынужден был продать свое дело. А тут невесть откуда появляется пришелец, сколотивший небольшой капиталец на грязной торговле антиквариатом, перекупает его бизнес и почти сразу же делает открытие, какого не удалось сделать ему.

– Сколько, как вы думаете, могут стоить эти письма? Я хочу услышать ваше мнение специалиста.

– Трудно сказать. – Вернон задумчиво погладил себя по жилету. – Никогда не знаешь, каких глупостей ждать от покупателя, когда речь заходит о Байроне. Возможно, и несколько тысяч, да вы лучше меня в этом разбираетесь.

Мгновение мы смотрели в глаза друг другу. Я понимал, что Вернон проверяет меня, как капризный ребенок, прикидывая, насколько далеко он может зайти, прежде чем я выйду из себя.

– Вернон, – мягко сказал я, – меня не раз так и подмывало уволить вас…

Он пригубил виски. В ярком солнце, заливавшем офис, его лицо выглядело еще более сухим и морщинистым, чем обычно, похожим на лист бумаги, который в ярости скомкали, а потом, пожалев о своей вспышке, пытались разгладить, но безрезультатно.

– Теперь вы тут хозяин, мистер Вулдридж. Вы вправе нанимать сотрудников по своему усмотрению.

– Но я вас не уволил, – продолжал я, – потому что предпочитаю, чтобы мы оставались друзьями. Я уважаю вашу, Вернон, эрудицию, вашу ученость…

Мои слова потонули в молчании. Солнце садилось. Вернон поднял голову и посмотрел в потолок, стекла его очков предостерегающе блеснули.

– Послушайте! – сказал я. – Я знаю, что вы думаете обо мне. Вы считаете меня обыкновенным дельцом, и никем больше, чем-то вроде бездушного калькулятора. Но это не так, Вернон, и мне бы хотелось, чтобы вы…

Продолжать было бессмысленно. Через минуту он опустил голову, свет мерк в его очках.

– Мы с вами, мистер Вулдридж, всегда по-разному будем смотреть на вещи. Мы принадлежим разным мирам. Лучшее, что мы можем сделать, это найти способ совместного сосуществования.

С этими словами заносчивый дурень со стуком поставил стакан и стал с трудом подниматься со стула. Меня душила злость. На сей раз он зашел слишком далеко. Но, прежде чем сказать, что он уволен, я решил немного его помучить.

– Вернон, в этих письмах есть кое-что еще, о чем я вам не сказал.

– В самом деле? И что бы это могло быть?

Не говоря ни слова, я протянул ему третью страницу, усеянную таинственными значками. Вернон снова сел и мгновение смотрел на них. Теперь он поднял-таки, и не одну, а обе брови, собрав лоб в мелкие складки. Когда он заговорил, легкая улыбка блуждала на его губах, которые, казалось, совсем не двигаются.