Роскошная хищница, или Сожженные мосты
Шрифт:
– Дед, да пойми ты! Марина мертва – ей все равно! А меня прижали так, что не вывернуться!
– Дурак ты, Колька! Прижали? Значит, было за что тебя прижать! Но наговаривать на Марину ты права не имел, это не по-мужски – валить на человека, который уже никогда не сможет оправдаться.
– Да кому нужны ее оправдания, дед? Бандитка – и так все понятно...
– Больше никогда не звони мне! Никогда – слышишь? У меня только один внук, и это не ты!
Трубка полетела на ковер, а Виктор Иванович дрожащей рукой зашарил по прикроватной тумбочке в поисках таблеток. Заложив под язык нитроглицерин, он закрыл глаза: «Эх, дочка– доченька
В эту ночь Николай спал плохо, не спасало даже присутствие в его постели любимой невесты Верочки. Ему постоянно мерещилась ожившая вдруг тетка. Она сидела на пуфике перед большим зеркалом, закинув ногу на ногу, и в упор смотрела на него. Николай чувствовал, что сжимается до размеров гнома, пытается убежать, спрятаться, но не может, потому что Марина видит его везде. А рядом с ней стоит Жека Хохол, по привычке держащий одну руку на ее плече, а другую в кармане брюк, где лежит его знаменитая финка. И что-то подсказывало Николаю, что эта финка легко может оборвать его жизнь...
– Коля, да что ты ворочаешься всю ночь? – сонно пробормотала Верочка, поворачиваясь на левый бок, и Николай заботливо прикрыл обнажившееся плечо девушки одеялом:
– Спи-спи, это я так... голова что-то...
Но стоило ему снова закрыть глаза, как видение вернулось и Хохол опять стоял рядом... Это было невыносимо, и Николай тихонько, стараясь не разбудить спящую Верочку, спустился в кухню, налил себе полстакана коньяка и выпил его залпом, не морщась.
Кошмар начал повторяться с завидной регулярностью, Николай почти перестал спать ночами, много пил и чувствовал себя все хуже. И однажды не выдержал.
Рано утром он сел в машину и поехал в «Парадиз» к Виоле.
Та гостей не ждала, дремала в спальне, проводив Беса, улетевшего по каким-то делам в Питер. Когда домработница Настя сообщила о визитере, ведьма враз проснулась и лихорадочно бросилась приводить себя в порядок. Через полчаса она спустилась в гостиную, где маялся серый от постоянной бессонницы Николай. Прошуршал шелк длинного домашнего платья, ожиданием чуда окутал запах диковинных терпких духов_ Ведьма опустилась в большое мягкое кресло напротив.
– Ну, здравствуй, Коля...
Тот поднял на нее красные слезящиеся глаза:
– Помоги мне, Вета, я тебя умоляю...
– Когда закладывал Маринку – помочь не просил? – жестко спросила Ветка, раскуривая сигару. – Ты знаешь, что уже за одно это Гришка велел мне тебя даже к воротам коттеджа не пускать? И если вдруг ему кто-то скажет, что ты тут был, то и мне не поздоровится?
Николай рухнул из кресла на пол и на четвереньках, не соображая, что делает, пополз к ногам Виолы, обхватил их и заскулил:
– Вета, родная... я тебя умоляю... я с ума сойду... Она мне снится каждую ночь, Вета... ты на меня посмотри – я ж не просыхаю, без бутылки уже спать не ложусь, Верка скоро меня бросит, а мы ведь жениться собрались... Ветуля, я тебя прошу...
Ветка спокойно курила сигару и не делала попыток оттолкнуть Николая или что-то сказать ему. Она прекрасно видела, что ему на самом деле очень плохо, что совесть не дает ему покоя, а потому и продолжаются ночные кошмары с явлением мертвой Марины. Знала она и способ избавить его от этих мучений, но в глубине души не была до конца уверена, что стоит это делать. Поступок Николая неприятно поразил ее, а Бес просто пришел в бешенство, и если бы не тихое вмешательство Ветки, то Николая,
Но сегодня Ветка решилась нарушить этот приказ мужа. В конце концов, их с Николаем связывала не только память о Марине, но и любовная история, длившаяся довольно долго. Поэтому она дала себе слово помочь ему и отчасти облегчить состояние подавленности, ужаса и безнадежности.
– Сядь на место, – негромко приказала она, и Николай подчинился, даже не заметив, что делает это как-то машинально, словно не по своей воле.
Прозрачные голубые глаза Ветки уставились в его лицо, чуть тронутые розовой помадой губы зашептали какие-то непонятные слова, и Николай почувствовал, как все тело становится ватным и податливым, руки бессильно лежат на подлокотниках кресла, а ног он совсем не ощущает. Ветка все бормотала и бормотала, и молодой человек вдруг увидел себя на залитой солнцем осенней поляне. Вокруг расстелился ковер из опавших желтых и красных листьев, а солнечные лучи словно прошивали лес через ветки деревьев. И по этим листьям к нему идет Марина в своем неизменном черном наряде, с волосами, скрученными в узел, с легкой улыбкой на строгом красивом лице. Она раскидывает руки и говорит тихим голосом, как никогда не говорила при жизни:
– Не переживай, Колька, я не в обиде...
Внезапно она разворачивается, грозит кому-то невидимому пальцем и быстро исчезает за деревьями. Николай пытается догнать ее, но не может сдвинуться с места, хочет окликнуть, но голоса нет, и его немой крик так и застревает в горле.
...В этот момент к Николаю вернулось сознание, и он, очнувшись, увидел, что Ветка неподвижно сидит в кресле, вцепившись в подлокотники пальцами. Лицо ее было белым, как свежевыпавший снег, а глаза... Глаза из прозрачно-голубых стали вдруг почти черными, страшными и совершенно слепыми. Николаю сделалось не по себе от этой картины, он поежился и осторожно кашлянул. Ветка дернулась, будто получила электрический разряд, и очнулась, сразу схватив сигару и поднося к ней дрожащей рукой зажигалку.
– Ну, полегчало? – спросила она через пару минут, окутавшись сигарным дымом.
– Да... спасибо тебе.
– Не благодари – я сделала это не ради тебя. И запомни: если еще раз ты скажешь о ней хоть слово лжи, твои кошмары вернутся и убьют тебя. Я не шучу. Бойся врать, Коля... А так все в твоей жизни будет хорошо. Ты женишься, у тебя родится дочь. Знаешь, какое имя ты ей дашь? – спросила Ветка, чуть прищурив глаза, и Николай кивнул, потому что в нем созрела уверенность в том, что только так он и поступит:
– Да, знаю. Ее будут звать Марина Коваль. Но...
– Не бойся, она не повторит судьбу твоей тетки, – перебила Виола. – А теперь иди отсюда, я устала. И съезди на кладбище прямо сейчас. Все, уходи.
Она откинулась на спинку кресла, бросив в пепельницу сигару, и закрыла глаза. Николай осторожно поцеловал ее руку, но Виола даже не отреагировала, не пошевелилась. Постояв над ней с минуту, он развернулся и вышел, чувствуя, как прояснилось и в голове, и в сердце. И даже собственная подлость перестала казаться чем-то смертельным. Такова жизнь...