Рославлев, или Русские в 1812 году
Шрифт:
– А тот, что мы захватили, ему подтягивал, – примолвил рыжик мужик, – я сам слышал.
– Я хоть и не слыхал, – перервал солдат, – да видел, что они ехали дружно, рядышком, словно братья родные.
– Так что ж и калякать? – вскричал сотник. – Вестимо, он француз: не так ли, православные?
– Так, Никита Пахомыч! Так! – повторили все старики.
– А если француз, – примолвил один лысый старик, – на осину его!
– Как бы не так! – перервал сотник, – еще веревку припасай. В колодезь к товарищам, так и концы в воду.
– Ей,
– Что ты, сумасшедший, перестань! – шепнул сержант, дернув за рукав своего соседа.
– Православные? – продолжал он, – послушайтесь меня, старика: чтоб не было оглядок, так не лучше ли его хорошенько допросить?
– Да, скажет он тебе правду, дожидайся! – перервал лысый старик.
– Погодите, братцы! – заговорил крестьянин в синем кафтане, – коли этот полоненник доподлинно не русской, так мы такую найдем улику, что ему и пикнуть неча будет. Не велика фигура, что он баит по-нашему: ведь французы на все смышлены, только бога-то не знают. Помните ли, ребята, ономнясь, как мы их сотни полторы в одно утро уходили, был ли хоть на одном из этих басурманов крест господень?
109
Лучше посоветоваться… (лат.)
– Ни на одном не было, Терентий Иваныч! – отвечал сотник, – я сам видел.
– Так и на этом не будет, коли он француз; а если православный, так носит крест – не правда ли?
– Правда, Терентий Иваныч, правда! – повторили все присутствующие. – Так давайте же его сюда. Посмотрим, есть ли у него на шее-то отцовское благословление?
Два крестьянина, вооруженные топорами, ввели Рославлева в избу.
– Ваня! – сказал Терентий одному из них, – расстегни-ка ему ворот у рубахи – вот так!
– Что вы делаете, ребята? – перервал Рославлев. – Я точно русской!
– Ладно, брат! увидим-ста, русской ли ты. Ну что, Ваня, есть ли на нем крест? – спросил сотник.
– Не, Пахомыч! – ни креста, ни образа!
– Видите, православные! – сказал рыжий Ерема.
– Чего же вам еще?
– В колодезь его! – завопили почти все крестьяне.
– Послушайте, братцы! – вскричал Рославлев, – видит бог, на мне был крест, да меня ограбили французы.
– Что с ним растабарывать! – подхватил сотник. – Тащите его! в колодезь!
– Да что вам дался колодезь? – перервал Ерема, – И так все колодцы перепортили. Много ли ему надобно? Эй, Ваня, что ты смотришь басурману-то в зубы? Обухом его!
– И то правда! – закричали другие мужики. – Пришиби его!
Один из крестьян, которые караулили Рославлева, вынул из-за пояса свой топор.
– Постойте, детушки! – перервал сержант. – Эк у вас руки-то расходились! Убить недолго. Ну, если его в самом деле ограбили французы?..
– И он действительно русской офицер? – примолвил семинарист.
– А
– Эта шинель не моя, – сказал Рославлев. – Один из французов поменялся со мной насильно.
– А деньги-то дал впридачу, что ль? – закричал Ерема. – Ах ты, проклятый басурман! Что мы тебе, олухи достались? Да что с тобой калякать? Ваня! хвати его по маковке!.. Что ж ты?.. Полно, брат, не переминайся! а не то я сам… – примолвил Ерема, вынимая из-за пояса свой широкой нож.
– Погоди, кум, не торопись! – сказал Иван. – Послушай-ка, молодец: ты баишь, что с тебя сняли крест французы. Ну! а какой он был? деревянный или серебряный?
– Нет, золотой! – отвечал Рославлев.
– Ладно. А на каком он висел гайтане – на черном или красном?
– Нет, на зеленом шелковом снурке.
– Что, ребята, ведь он баит правду: вот и крест; я вынул его из кармана у одного убитого француза.
– Да поверьте мне, братцы! – сказал Рославлев, – я вас не обманываю: я точно русской офицер.
– И впрямь, православные! – примолвил Терентий, – уж не русской ли он?
– Точно русской! – подхватил семинарист.
– А если русской, – возразил отставной солдат, – так он изменник!
– Изменник! – повторил в негодованием Рославлев.
– Вестимо, изменник! – закричал Ерема. – Ради чего ты ехал с французским офицером – а?
– Мой товарищ также русской офицер, а нарядился французом для того, чтоб выручить меня из Москвы. – Эк с чем подъехал! На вас пошлюсь, православные: ну станет ли русской офицер петь эти басурманкие песни?
– Вестимо, не станет! – закричали крестьяне.
– Клянусь вам богом, ребята! – продолжал Рославлев, – я и мой товарищ – мы оба русские. Он гусарской ротмистр Зарецкой, а я гвардии поручик Рославлев.
– Рославлев! – повторил с необычайною живостию сержант. – А как звали вашего батюшку?
– Сергеем Дмитричем.
– Не припомните ли, сударь! где он изволил служить капитаном?
– Он служил капитаном при Суворове, в Фанагорийском полку.
– Ну, так и есть! – воскликнул с радостию сержант, вскочив со скамьи. – Ваше благородие! ведь батюшка ваш был моим командиром, и мы вместе с ним штурмовали Измаил.
– Слышите ль, братцы! – сказал семинарист.
– Слышим-ста! – отвечал Ерема, – да нам-то что до этого?
– Как что? – перервал сержант, – да разве сын моего командира может быть изменником? Ну, статочное это дело? Не правда ли, детушки?
Все крестьяне встали с своих мест, поглядывали друг на друга; один почесывал голову, другой пожимался; но никто не отвечал ни слова.
– Что это, братцы? – продолжал сержант, – неужели-то вы и мне, старику, верить не хотите?
– Верить-та мы тебе верим, – отвечал Ерема, – да ведь не все сыновья в отцов родятся, Пахомыч!