Роспись по телу

Данилова Анна

Стало душно, все вокруг потемнело, и хлынул ливень. После жары и горячего степного ветра дождь всем принес облегчение. Он словно очистил от пошлого серого налета всю траурную церемонию, скомканную, нелепую, посвященную скорее предстоящему поминальному обеду, нежели памяти усопшего.

Юля попросила Шубина проследить за тем, как будут проходить поминки, чтобы вовремя обслуживали приходящих, а сама вместе с Дмитрием, Гел и Женей Рейс отправилась в ресторан «Охотничий», где для них был заказан отдельный кабинет. Все то время, что они были на кладбище, Юля посматривала в сторону Гел, пытаясь прочесть в ее глазах ту реакцию, которую должен был вызвать своим присутствием Дмитрий, –

человек с фотографии. Но Гел словно не замечала его. Словно ослепла… Объяснений этому могло быть несколько. Первое: Гел не узнала в Дмитрии парня с фотографии. Второе: она узнала, но предпочла скрыть это от Юли, чтобы действовать в одиночку. Третье: узнала, но, разозлившись на Юлю за то, что та скрывала от нее Дмитрия, делала вид, что не узнала. Четвертое: она что-то поняла, чего не могла понять Земцова, и успокоилась, решив, что ничто не угрожает ее жизни. Может, они были знакомы в свое время? А что, если Гел вообще все это придумала и пришла ко мне, чтобы чужими руками убрать, скажем, ту же Рейс?..

– Кем был ваш отец? – вдруг спросила Гел в машине, обращаясь к похожему на манекен бесчувственному Дмитрию. Тот, повернув к ней свою голову, украшенную крестообразными наклейками из пластыря и синяками, пожал плечами:

– А черт его знает… Он всем занимался.

– Как это всем?

– А так. Вы что, были знакомы с ним?

Они не могут так играть. Они не были прежде знакомы. Гел сейчас или узнает его, или уже узнала и ждет подходящего момента, чтобы сказать мне об этом…

– Нет, просто я помогаю Юле. Мне очень жаль, что ваш отец умер. В гробу он выглядел совсем молодым.

Гел была безжалостна. Быть может, она заранее мстила Дмитрию за все свои страхи. Ведь вместо монстра, который должен был приехать к ней в Москву с тем, чтобы убить ее, она видела перед собой полное ничтожество, слабого человека, тряпку. И вот этой самой тряпке она должна была передать конверт. Но зачем?

– Звонила какая-то Смирнова, – подыграла ей Юля, немного успокоившись, что Гел – не оборотень, что она прежняя Гел, которая так нравилась ей и которой она доверилась с первой же минуты знакомства. – Марина Смирнова.

– Куда звонила? – бесцветным голосом спросил Дмитрий скорее из вежливости, чем из любопытства. – Какая еще Смирнова?

– Тебе звонила, когда я тебе перевязку делала, а ты разозлился, что больно, и ушел в ванную сдирать бинты, – лгала Юля. – Спрашивала, когда похороны Михаила Семеновича.

– Не знаю я никакой Смирновой. Наверняка какая-нибудь знакомая отца, у него их знаешь сколько было…

Разговор не клеился. Гел нашла в темноте руку Юли и сжала: мол, я с тобой.

Женя Рейс всю дорогу молчала, глядя в окно на ливень. Лицо ее было серым, глаза ввалились.

В баре их встретила разряженная в пестрое пышное короткое платье Лолита.

– Привет честной компании! А я беременная!

И тут Женя Рейс захохотала. Она так громко и заразительно смеялась, что ее смех подхватила Гел. Они прямо-таки тряслись от хохота. Но Юля-то сразу поняла, что это скорее истерика, чем здоровый смех. Дмитрий же махнул рукой в сторону Ло, после чего многозначительно покрутил пальцем у виска.

– Вы не верите мне? – Лолита выпятила живот и тоже расхохоталась. – Во! А куда вы дели Германа? Он же был с вами?

Юля только сейчас поняла, что они потеряли из виду Германа. А ведь он был всю дорогу рядом с Дмитрием.

– В столовую, наверное, поехал. Должен же кто-нибудь проследить, чтобы повара и официантки не растащили все продукты, – высказала

она свое предположение.

– А жаль, он первым должен был узнать о том, что у него скоро будет ребенок.

– Лолита, что ты такое несешь… – Юля отвела ее в сторону. – Послушай, у Дмитрия умер отец, мы приехали с кладбища, а ты тут устраиваешь цирк. Тебе не стыдно?

– Это не цирк! У меня задержка, – простодушно ответила Ло и покачала головой, словно укоряя Земцову в черствости. – У твоего гитараста никогда денег нет, поэтому я с ним не спала, а вот у Германа были, поэтому и ребенок его.

– Так, все. С меня хватит… Гел, Женя, поехали ко мне. У меня больше сил нет оставаться в этом сумасшедшем доме.

Она хотела сказать пару слов и в адрес Дмитрия, но того уже не было, он наверняка ушел в свою каморку и теперь будет если не играть на гитаре, то пить водку. Но это уже ее не касается. И теперь ее личная жизнь никоим образом не пересечется с интересами следствия. С этого момента Дмитрий будет интересовать ее исключительно как мужчина с фотографии, не больше.

– Девочки, – говорила Земцова уже в машине, обращаясь к Жене и Гел. – Вы не представляете, каким был Дмитрий, когда я встретила его в первый раз. Красивый, с одухотворенной внешностью, галантный, нежный…

– Он и сейчас очень красив, и лицо его не менее одухотворенное, – вдруг заметила Рейс, и ее меланхоличный голос придал фразе особую значимость. – А ресницы…

– Дело не в ресницах… – раздраженно ответила Юля, потому что ее перебили. – Я потратила на него кучу времени, мне даже казалось, что я любила его, а на самом деле получается, что я связалась с шизофреником.

– Шизофрения – сложный диагноз, – произнесла Гел со знанием дела. – Все мы немного шизики, но у него болезнь явно прогрессирует…

– Гел, больше ты ничего не хочешь мне сказать?

– А зачем, когда и так все ясно? – раздраженно отозвалась Гел, которая прекрасно понимала, что имеет в виду Земцова.

– Девочки, о чем вы? – спросила Женя. – Что случилось?

– Ты сразу узнала его?

– Сразу.

– И что подумала? – Юля смотрела на дорогу, но видела перед собой разрытую могилу, стоящего на самом краю Дмитрия и держащего его под локоть Германа. Волосы Германа развевались на ветру, и она подумала еще тогда, что этот высокий и стройный юноша вносит в картину общей запущенности и смертельной тоски ноту романтизма и настоящего трагизма. Она тряхнула головой, прогоняя наваждение.

– Подумала, что ты морочила мне голову все это время.

– Правильно. А знаешь почему?

– Знаю. Во-первых, потому что я сразу не рассказала тебе обо всем, что связано с этой фотографией, а во-вторых, потому, что ты, как только увидела меня и этот снимок, связала нас в один узел с этим шизиком, ведь так?

– Так, – призналась Юля. – Прости меня, Гел.

– Остановите машину, я выйду, – подала голос Женя. – Я так больше не могу. Куда мы едем, и что меня ждет? У вас какие-то свои дела, вы меня ни во что не посвящаете. Я боюсь, я смертельно боюсь. Я не знаю, что вообще вокруг меня происходит. Убили Уткину, Гамлета, умер Бахрах, а вы говорите о какой-то фотографии, и я ничего не понимаю… Если вы не доверяете мне, так и скажите. У меня и так нервы на пределе. Я больше вашего вляпалась в дерьмо, по самые уши. И если бы у меня был пулемет, расстреляла бы всех, кто сгубил мне жизнь… Я всегда хорошо училась, была пай-девочкой, – рыдала она, свернувшись в клубок. – Я выучилась на архитектора, много работала, брала даже работу на дом и вдруг встретила этого страшного человека, который все перевернул в моей жизни…