Роспись. Лето
Шрифт:
– Да, но давай по порядку. Пока я рисовала никому не нужную обложку, произошло много разных вещей – Гарик поселился у меня, и не стало с ним комфортно, я рисовала свою коллекцию, а он очень радовался, рассматривая вечером, что я делаю. Это было счастье.
Потом он предложил переехать в красивый загородный дом, где было две огромных комнаты, балкон, это была целая вилла. Ее хозяева куда-то уехали и почему-то сдали Гарику очень недорого. Я еще не уехала из своей квартиры окончательно, я только примерялась – могу ли я жить с Гариком, не спасть, а именно жить. И где-то дня через три я расслабилась и приняла решение быть с ним.
На вечеринку пришли друзья Гарика, и мы
– Как это было?
– Была вечеринка, мы выпили, и я хотела обрадовать Гарика тем, что согласна остаться у него. Я думала, что он обрадуется, но он неожиданно разъярился, даже не посмотрел, что были его друзья. Друзья быстро ушли, а Гарик продолжал орать на меня и обвинял, что я собралась устроиться у него, как у себя дома. На что я сказала, что он мудак и сам ведь меня пригласил, но Гарик продолжал орать, тогда я взяла свои вещи и, рыдая от обиды, направилась к дверям.
Знаешь? Моя мамочка частенько начинала так же орать на меня, без всякого повода. Для профилактики, поэтому у меня было две версии: одна, что я чего-то не понимаю, другая, что люди иногда тупят и понимают слова не так.
– На пороге он тебя остановил, сказал, что любит…
– … до безумия! – закончила фразу Анна.
*
Примечание 8:
Гарик, получив то, что хотел – Анну к себе во владение, ее согласие быть с ним, тут же решил определить доминанту – обвинил ее в захвате его территории. Если бы Анна была более искушенной, она бы сразу встала и ушла навсегда, потому что человек, который готов так повернуть согласие в агрессию, либо очень жестокий продуманный манипулятор, либо у него серьезно нарушена психика.
То, что Анна постоянно сравнивает Гарика с матерью, говорит нам о том, что ее отношения были инициированы желанием разобраться в своих подсознательных проблемах с матерью, а точнее с тем подвалом, который она получила в фенотипе (неосознаваемые схемы поведения) от нее. Мы не всегда можем критично оценивать поведение инспирированное родителями, так как критика поведенческих навыков у нас всегда сцеплена с теми, кто нас учил. Чтобы дорасти до понимания несовершенства учителей, человек должен пройти долгий путь самоосознания и отделения в своем поведении того, что есть он сам от того, что в его поведении работает как инфекция. Манипулятивные отношения, включающие в себя гипноз, глубокое внушение и транс, частенько производятся бессознательно. Я уж не говорю о том, что ребенок начинает подражать родителям в самых глубинных схемах без критики, а потом не может с ними расстаться. Или может, но от противного, что уже требует осознания. Но чтобы осознать, мы должны отразиться.
***
– И-и-и-и..
– Тут я ослабла. Я не могла поверить, что у меня есть что-то настолько ценное, что мне нужно врать такие вещи.
– И какая же вещь оказалась в тебе такой ценной?
– Я сама, – сказала Анна грустно. – Он таскал меня по всем открытиям, тусовкам. Ко мне подходили, чтобы поговорить и познакомиться, и потом мы попадали в какие-то интересные тусовки. Вскоре Гарик сказал, что нашел галерею, галерист которой очень сильно хочет поговорить с ним насчет коллекции. Ему понравились рисунки Гарика, которые я успела ему подправить по его просьбе. Однажды Гарик пришел радостный, принес аванс и объявил, что галерист заключил с ним контракт, но Гарик готов отказаться от контракта, если я против этого. А против я могла быть потому, что делали мы рисунки Гарика вместе, и я предлагала ему продавать нам совместный бренд. Но Гарик
– И-и! Ты начала работать над его артами?
– Ну… Скажем так. Мы делали их вместе. Он набрасывал концепт, а я делала его красиво. Хотя концепт мы тоже вместе, конечно, разработали. Но идея. Идея была его. Она была интересная, но … короче. Продукт – это больше, чем идея.
– Понимаю, – согласилась я. – В песне должны быть слова, музыка, а потом ее еще нужно спеть.
– Ну-у… Что-то вроде этого, – согласилась Анна. – В общем, месяц плотной работы, и… бинго! Мы развесили наши работы в галерее «Нарзан».
– Круто! – воскликнула я.
*
Примечание 9:
Из этой части рассказа становится понятно, что Гарика Анна интересовала как продуктивный профессиональный работник. Путем раскачки, пользуясь трагичным положением Анны, он вошел в ее жизнь и быстро начал применять. Расплачивался он тем, чего у Анны не хватало внутри – любви к ее «Я», позитивного взгляда в будущее и умения социализироваться. Очевидно, что в детстве она могла подражать только такому отношению к себе. Любовь – это подражание и отражание, другой любви не бывает. Когда мы любим, мы отражаем то, как отражают нас.
Судя по тому, какую Анна выбрала профессию, ее мать отражала а позитиве ее способности рисовать, судя по всем остальному, у Анны или не было отражения совсем, либо оно было отрицательным, во всяком случае формы манипуляции очевидны.
Глава 7. Обещания лучше исполнения
– В общем, – продолжала Анна. – Все было прекрасно, кроме одного – с моей выставкой дело никак не продвигалось, и я страдала. После того, как мы с Гариком получили деньги за его (наши, точнее) работы, Гарик принялся тотчас за новую коллекцию, он сказал, что галерист хочет, чтобы Гарик сделал еще такие арты. Но я решила все-таки продолжить свою, несмотря на то, что большую часть времени я доводила холсты Гарика до состояния продукта.
Гарик торопил меня сроками, и я мне трудно было находить время для себя, кроме того, голова была занята его проектом.
– Почему? – удивилась я. – Ведь у вас же уже были деньги, ты могла просто заняться собой!
– Могла бы, – сказала Анна. – Но Гарик сказал мне, что ему надо сдать выставку галеристу через два месяца. Это очень короткий срок, чтобы сделать тридцать крупных полотен. Я попробовала предложить Гарику заявить обе наши фамилии, но Гарик сказал, что галерист не хочет путаницы в фамилиях. Типа, все уже привыкли, что это работы и стиль Гарика. И хочет именно его выставку. Я, конечно, расстроилась, спросила: «О`кей, сейчас мы будем вдвоем впахивать на твое имя, а мне что останется?» «Мы получаем деньги на двоих!» – возразил Гарик. «Ок, – ответила я. – А если с тобой что-то случится? Или ты уйдешь от меня к другой? Что со мной будет? У меня не будет ни имени, ни денег, ни времени».
На это Гарик помолчал и сказал, что он сделает мне выставку персональную. Уговорит галериста. Я успокоилась, и мы принялись за холсты. Вторая выставка ушла еще быстрее и дороже. Галерист был счастлив. И Гарик, хотя он не подпускал меня к разговорам с галеристом, но я верила ему, что галерист недолюбливает женщин. К тому же, я видела, как у Гарика отлично получается договориться там, где у меня не было никаких шансов. Я так думала. Я так думала, что он, действительно, хочет мне помочь. И он, действительно, помогал мне.