Росс Полдарк

Грэм Уинстон

– Если передумаешь, - произнес Чарльз, - отправь с Джудом весточку.

– Скоро узнаем, - буркнул Джошуа.
– Но даже если и есть что-то во всей их суете и молитвах, стоит ли мне призывать их в этот час? Я прожил жизнь, и видит Бог, получил от нее сполна! Не стоит сейчас распускать нюни. Сам я себя не жалею и не желаю, чтобы жалел кто-нибудь другой. Неизбежное я приму. Вот и всё.

В комнате воцарилась тишина. Снаружи по стенам и черепице гулял ветер.

– Пока я отсутствовал, - сказал Чарльз, - эти Пэйнтеры устроили в доме редкостный кавардак. Почему ты не нанял кого-нибудь понадежней?

– Я слишком стар,

чтобы менять ослов. Предоставь это Россу. Он быстро наведет порядок.

Чарльз недоверчиво хмыкнул. Он был невысокого мнения о способностях Росса.

– Он теперь в Нью-Йорке, - продолжил Джошуа.
– Гарнизонный франт. И уже почти оправился после ранения. Ему посчастливилось избежать осады Йорктауна. Знаешь, он теперь капитан и по-прежнему в 62-ом пехотном. Я затерял его письмо, а то бы показал тебе.

– Фрэнсис для меня большое подспорье в эти дни, - произнес Чарльз.
– Росс тоже мог бы стать им для тебя, останься он дома, вместо того, чтобы гоняться за французами и колонистами.

– Да, вот еще что, - добавил Джошуа.
– Ты случаем не видел или не получал вестей об Элизабет Чайновет?

После плотной трапезы смысл вопросов не сразу доходил до Чарльза. К тому же, когда дело касалось его брата, следовало искать в словах скрытый подвох.

– А это кто еще?
– буркнул он.

– Дочь Джонатана Чайновета. Ты знаешь её. Худенькое белокурое дитя.

– И что?
– спросил Чарльз.

– Я спрашивал, видел ли ты её. Росс постоянно ее упоминает. Он надеется, что застанет её, когда вернётся, и видится мне, это достойная партия. Ранняя женитьба его отрезвит, а ей не найти человека пристойней, хоть и не следует мне, как отцу, так говорить. Два древних славных рода. Будь я на ногах, сам бы навестил Джонатана на Рождество, чтобы уладить дело. Мы и прежде об этом говорили, но он настаивал повременить до возвращения Росса.

– Мне пора, - заявил Чарльз, со скрипом поднявшись.
– Надеюсь, что парень в любом случае здесь устроится, женится он или нет. Прежде он водил дурные знакомства, которые ему не следует возобновлять.

– Ты видишься с Чайноветами?
– Джошуа отказывался отступаться от своего даже при намеках на собственные недостатки.
– Я теперь отрезан от всего мира, а Пруди только и знает, что сплетничать о склоках в Соле.

– Да, мы видим их время от времени. Верити и Фрэнсис встречали их на празднествах в Труро этим летом, - Чарльз выглянул в окно.
– Разрази меня гром, если это не Чоук. Что ж, тебе будет с кем побеседовать, а ты говорил, что к тебе никто больше не приходит. Мне пора.

– Он только приходит проверить, как скоро прикончат меня его пилюли. Или его политика. Словно мне есть дело до того, ушел ли Фокс в подполье или охотится на цыплят-тори.

– Тебе видней.

Для человека своей комплекции Чарльз передвигался весьма проворно, успев нацепить шляпу и перчатки, и приготовился отбыть. Напоследок он неловко остановился у кровати, обдумывая, как бы поделикатнее уйти, в то время как под окном раздался цокот копыт.

– Скажи, что я не желаю его видеть, - раздраженно буркнул Джошуа.
– Скажи, пусть пичкает своими пилюлями свою глупую женушку.

– Успокойся, - произнёс Чарльз.
– Да, чуть не позабыл. Тетушка Агата шлет тебе свои приветствия и советует принимать подогретое пиво, заправленное сахаром и яйцами. Она говорит, это тебя излечит.

Раздражение

Джошуа достигло предела.

– Тётушка Агата - мудрая старая дура. Скажи ей, что последую её совету. И да, передай, что приберегу ей местечко рядом со мной.

Он закашлялся.

– Да пребудет с тобой Господь, - поспешно сказал Чарльз и бочком выскользнул из комнаты.

Джошуа остался в одиночестве.

После отъезда Росса он провел в одиночестве немало часов, но почти не замечал этого до того, как слег месяц назад. Теперь оно его тяготило и отравляло сознание мечтами. Для активного человека, смысл всей жизни которого состоял в движении, это болезненное, тусклое и прикованное к постели существование вовсе не было жизнью. Ему оставалось лишь размышлять о прошлом, а прошлое отнюдь не всегда - самая приятная пища для размышлений.

Он не переставал думать о Грейс, своей давно преставившейся жене. Она была его светочем. Пока она была жива, всё шло хорошо. Рудник, который он открыл и назвал в честь жены, приносил щедрый доход; с гордостью и надеждой был отстроен этот дом; родились два сильных сына. Покончив с глупостями юности, Джошуа остепенился, пообещав себе соперничать с Чарльзом во многих смыслах. Свой дом он строил с мыслью, что когда-нибудь его ветвь Полдарков станет на ноги не менее прочно, чем основная ветвь дома Тренвитов.

Вместе с Грейс исчезла его удача. Дом был достроен лишь до половины, а рудник истощился. Со смертью Грейс у него исчезло желание тратить на всё это деньги и усилия. Здание кое-как закончили, но многое осталось неосуществленным. Затем пришлось закрыть Уил-Вэнити, а маленький Клод Энтони умер.

Он слышал, как доктор Чоук с его братом разговаривают у парадной двери; смутно раздавался раскатистый бас брата. Глубокий голос Чоука звучал мерно и напыщенно. Джошуа кипел от злобы и бессилия. Какого черта им понадобилось сплетничать у порога его дома? Несомненно, они обсуждают его, кивают головами и говорят, что вот, мол, чего еще следовало ожидать. Он дернул звонок возле кровати и раздраженно ждал, когда наконец раздастся шарканье тапочек Пруди.

Наконец, в дверном проеме показалась нескладная и смутно различимая Пруди. Джошуа близоруко сощурился в тусклом свете.

– Принеси свечи, женщина. Ты хочешь, чтобы я умер в темноте? И скажи тем двум старикам, чтобы проваливали.

Пруди сжалась, как предвестник несчастья.

– Вы имеете ввиду доктора Чоука и мистера Чарльза?

– А кого же еще?

Она вышла, и Джошуа снова разозлился, поскольку приглушенный разговор велся где-то недалеко от его двери. Он огляделся в поисках трости, решив сделать еще одну попытку встать и выйти к ним. Но тут вновь прозвучали слова прощания и послышалось цоканье копыт по булыжникам в сторону ручья.

Это был Чарльз. Что же касается Чоука...

Раздался громкий стук хлыстом в дверь, и вошел доктор.

Томас Чоук был из Бодмина, практиковал в Лондоне, но женился на дочери пивовара и вернулся в родное графство, купив небольшое имение рядом с Солом. Это был высокий неуклюжий человек с громовым голосом, соломенно-серыми бровями и беспокойными губами. В кругу мелкопоместного дворянства лондонская практика сослужила ему хорошую службу, все считали, что он в курсе современных методов лечения. Чоук практиковал на нескольких шахтах графства, и как со скальпелем в руке, так и на охоте придерживался одного и того же подхода: "всё или ничего".