Россини

Фраккароли Арнальдо

— И это вы говорите мне? Я же приехал в Париж лечиться, а не развлекаться.

Он и в самом деле был очень послушным больным, к тому же находился под присмотром мадемуазель Олимпии, которая действительно была незаменимой сиделкой. Спустя три месяца Россини мог считать себя выздоровевшим, но еще три месяца ушло на завершение лечения. Однако он уже смог принимать у себя сотни людей — все старые друзья, а иногда и незнакомые люди, приходившие к нему с визитом.

— Вы, конечно, напишете новую оперу?

— Я, конечно, не напишу новую оперу. Однако гораздо хуже другое — я не напишу и старую оперу.

И снова праздники, приемы, концерты, музыкальные вечера. Но маэстро все чаще охватывает

сильнейшая тоска, все чаще приходит к нему мысль о смерти, мучая и вызывая горькие размышления. Ему пятьдесят один год, он только что избавился от болезни, жизнь снова улыбается ему всеми своими радостями. Так в чем же дело? Слишком много ушло дорогих ему людей. Нет Беллини, этого нежного, грустного мелодичного существа. Нет дорогого друга Северини, с которым они столько веселились. Нет прелестной Марии Малибран, очаровательной Марии, к которой он относился, как к дочери, удивительной певицы, приводившей в восторг толпы людей и дарившей весну сердцам друзей. Нет Агуадо. Давно уже нет — ушли раньше всех — его родителей. Умерли, умерли, умерли! Как мучительно сознавать это! Надо уехать в Болонью, уехать сразу же, надо вернуться домой. А что, в Болонье не умирают? Не надо спрашивать его ни о чем. Но здесь, в Париже, ему недостает слишком многих дорогих людей. Надо уехать, вернуться в Италию!

Скульптор Этекс создает его скульптурный портрет в мраморе в натуральную величину. Статую помещают в фойе Оперы. Эри Шефел пишет большой портрет маэстро.

Все дела завершены? Попрощался со всеми? Тогда в путь, в Италию.

*

И снова начинается болонская жизнь.

Двенадцать лет болонской жизни. Он руководит Музыкальным лицеем, избирается городским советником, принимает в своем доме молодых и старых певцов, устраивает музыкальные вечера у себя и бывает на таких вечерах в других домах, вызывая всеобщее преклонение.

Не однообразна ли такая жизнь? Нет, потому что Россини умел равномерно заполнять свои дни разными впечатлениями. После тридцати лет лихорадочной деятельности ему хотелось расслабиться и отдохнуть душой и телом, пожить в полном спокойствии и тишине.

Писал ли он в это время? Почти ничего, почти никогда. В ноябре 1844 года он публикует у своего издателя Трупена три хора для женских голосов в сопровождении фортепиано — «Вера, Надежда, Милосердие», Но первые два из них — это переработка музыки, написанной еще в ранней юности. В театре он бывает редко — ему не нравятся современные оперы. Как-то в октябре он отправился послушать из любопытства оперу одного молодого маэстро, как уверяют, очень талантливого, заставляющего много говорить о себе. Это была та самая опера, которая имела такой шумный успех в Ла Скала, — ее слушал там Доницетти — «Набукко». Молодого автора зовут Джузеппе Верди. Россини слушал оперу с большим интересом, но не высказал никакого суждения, более того — остался недоволен, когда его попросили поделиться впечатлениями.

— Что скажете, маэстро?

— Хороший состав исполнителей.

— А музыка?

— Музыка? Исполнена очень хорошо.

Однако после спектакля он сказал весьма убежденно:

— В этом композиторе есть что-то дикарское. Он знает, чего хочет, и знает, что делает. В опере есть великолепный хор.

Однажды летом 1845 года, охваченный какой-то странной тоской, Россини захотел узнать, как поживает его жена. Что с ней? Бедная женщина, нелегко, наверное, ей приспособиться к новой жизни, ведь она привыкла, чтобы исполнялся каждый ее каприз! Теперь она живет на скромные средства, выделенные ей маэстро, и старается не уронить свое достоинство. Старые коллеги по театру, бывая в Болонье, охотно навещают ее, потому что синьора Изабелла всегда приветлива

и рада им. С их помощью она устраивает иногда домашние концерты, летом приглашает в Кастеназо Дарданелли, которая пела с нею вместе прежде, дает уроки пения синьоринам из богатых семей.

Как-то Россини узнает, что Изабелла больна. Он тревожится и хочет понять, что случилось? Больна? Чем? Тяжело? Мадемуазель Олимпия, выполняющая обязанности сторожа, находит это любопытство излишним. Но Россини, который обычно повинуется новой госпоже, на этот раз не обращает на нее внимания. Он хочет знать, что с Изабеллой. Через несколько дней приезжает из Кастеназо верный слуга Изабеллы Тоньино. Ему требуется сразу же поговорить с маэстро, причем наедине. Олимпия хотела бы знать, в чем дело. Нет, Тоньино должен говорить только с маэстро. Оставшись с ним, он выполняет свою миссию посланника.

— Синьора очень больна, очень-очень. Бедняжка, не знаю, поправится ли. Она хочет видеть вас, синьор маэстро. Она заклинает вас приехать к ней сразу же, сейчас, немедленно.

— Значит, ей так плохо? — тревожится Россини.

— Так плохо, что она умоляет вас не медлить, чтобы не приехать слишком поздно.

Россини, очень боявшийся своей смерти, всегда принимал близко к сердцу и опасности, грозившие другим, а тут к тому же речь идет о его жене. Весьма обеспокоенный, он не обращает внимания на Олимпию, которая советует ему не торопиться, возможно, болезнь скоро пройдет. Но маэстро велит запрячь лошадей и спешит в Кастеназо.

Он не был здесь семь лет. Сколько воспоминаний нахлынуло на него! Словно окунулся в прошлое! Венчание в церкви, первые дни супружеской жизни накануне отъезда в Вену, сочинение «Семирамиды»… Синьора Изабелла ждет его. Россини входит к ней. Когда же он покидает ее через полчаса, верный слуга, провожающий маэстро, замечает, что по лицу его ручьем текут слезы.

— Бедная женщина, бедная женщина! — вздыхает Россини.

Прерывающимся от волнения голосом он приказывает Тоньино и служанке исполнять любое желанно сеньоры, заботиться о том, чтобы у нее ни в чем не было недостатка, о если что-то понадобится, сразу же обращаться к нему и постоянно сообщать ему о ее здоровье.

Месяц спустя Изабелла Кольбран-Россини умирает. Ее последние слова были обращены к Россини: «Мой Джоаккино!» Она звала его с такой безутешной печалью, что все, кто был рядом, невольно прослезились. Кто же может отныне угомонить нетерпеливую барышню Олимпию Пелиссье, которая настаивает: «Ты больше ничем не связан, теперь ты должен жениться на мне!»

И маэстро женится. Через десять месяцев после смерти Изабеллы, 16 августа 1846 года. Они венчаются почти тайно, без церемоний, в небольшой часовне на вилле Бапци, где проводят лето. Свидетели — знаменитый певец Допцелли и знакомый фаготист. Барышне сорок семь лет, маэстро — пятьдесят четыре.

Ничего не изменилось в его существовании, просто стало одной женой больше. И он продолжает вести привычную болонскую жизнь: концерты, вечера, лицей, визиты и неизбежные просьбы сочинить «какую-нибудь пьесу» по тому или иному случаю и неизменный отказ. Однажды он соглашается. В июне 1845 года Италия празднует коронацию папы — избирается известный своим либерализмом кардинал Мастаи Феррсти ди Синигалья, принявший имя Пия IX. Россини готов написать гимн, но на самом деле лишь несколько перерабатывает хор из «Девы озера». Этой музыкой он уже воспользовался однажды, когда в Турине отмечали юбилей Тассо. Удобная музыка — годится на любой случай. Под управлением Россини гимн пополняет на площади Сан-Пегронио хор из пятисот человек. Успех — музыкальный и патриотический — колоссальный. Потом снова продолжается обычная жизнь: концерты, вечера, прогулки, приглашения…