Россия 2020. Голгофа
Шрифт:
Поле было скошено. Хлеб убрали. Неаккуратно, возможно, даже не комбайном, но убрали. Это было плохо — почти километр голой земли. Им показалось, что на них смотрят, и они опаздывали с выходом на позицию…
Голодными селяне не останутся, но главное сейчас — остаться живыми.
Василий шел первым. Он же заставил омоновцев нашить из старых мешков костюмы для скрытого наблюдения, сейчас они проходили первое полевое испытание. Укрывшись за копенкой, они модифицировали свои костюмы применительно к местности,
Пальцы саднило. Холодная, сырая земля, даже если постриг ногти, все равно мерзко. По-настоящему скрытно передвигаешься, только если больше работаешь руками, а не ногами, как бы подтягиваешь тело. Это сложно.
Но было уже близко…
Щелчок рации заставил вжаться в землю, замереть. Их сопровождал снайпер, он контролировал их перемещение, они же даже не поднимали головы, чтобы не быть замеченными.
Они так и не поняли, есть ли на их направлении наблюдатель. Но если не поняли, приходилось исходить из того, что есть.
Переползание вымотало их больше, чем бег, ибо человек привык передвигаться с помощью рук, а не ног. Они лежали, используя маленькую передышку, чтобы прийти в себя…
— Духи… — прошипела рация.
Одно только слово бросает в кровь дикую дозу адреналина. Первый раз это слово появилось в лексиконе русского солдата в начале восьмидесятых. И если так подумать, с тех пор русские уже не выходили из войны. Уже сорок лет непрекращающейся войны…
От слова, которым микрофон плюнул в ухо, окатило жаром. Враг. Живой, осязаемый враг — прямо здесь…
— Из леса… Два… семь… двенадцать… четырнадцать рыл. Тащат что-то.
— По отсчету… — едва шевеля губами, прошептал лежащий ближе всего к околице человек. В голове у него было только одно — хоть менты ребята и отчаянные, но только бы кто не сорвался раньше времени. Если это произойдет, будет настоящая катастрофа…
— Есть… — снайпер тоже говорил шепотом, — левее вас. Семьсот. Шестьсот пятьдесят. Шестьсот. Пятьсот пятьдесят…
— На триста…
— Пятьсот… четыреста пятьдесят… четыреста…триста пятьдесят… триста…
Боевики никак не думали, что такое произойдет. Подчиняясь призыву о помощи, они вышли из леса, снялись с блиндажа, бегом преодолели больше трех километров по чащобе и сейчас были на последнем издыхании, но они держались и спешили сражаться. У них было безоткатное орудие, которым можно было подбить бронетранспортер, а больше, по словам засевшего в деревне амира, у русистов ничего и не было. Значит, тем хуже для них. Пора раз и навсегда преподать русистам урок, показать, кто здесь хозяин…
Три километра дали себя знать. Они устали до предела, до красной пелены в глазах, но послали вперед себя Ильяса, молодого мусульманина, местного, который встал на джихад. Как разведчика. Он ждал их на опушке. В одиночку он не решился бежать через голое поле, но сообщил, что там никого нет.
Амир достал телефон. Здесь была сотовая связь, боевики вообще не любили воевать там, где не было вышек. У русистов были проблемы со связью, поэтому они не нарушали вышки и тоже пользовались связью.
— Абдалла, салам, брат… Что там?..
— Ха, брат, ва алейкум ас салам. Русист совсем в штаны наложил, да. Боится зайти, так и стоит на горе. Людей савсэм мало,
— Аллах рассудит. Мы идем к тебе с… северо-запада. Не стреляй.
— Диканца догъилла [56] , брат…
— Наши еще держатся! Аллах Акбар! — хрипло сипя, выкрикнул бородатый амир, подбадривая своих боевиков.
И они рванули через поле. Голое, выстуженное уже холодным, осенним ветром, убранное поле. Вот только когда до домов осталось совсем ничего, метров триста, вдруг три куска ржавой, брошенной в борозде соломы обернулись людьми, одетыми в какое-то тряпье и раскрашенными черным, как у шайтанов, лицами и с автоматами в руках. Амир ничего не успел скомандовать, он успел только крикнуть: «Аллах Акбар!» — потому что понял, что сейчас станет шахидом на пути Аллаха. Он не ошибся в своих предположениях…
56
Добро пожаловать (чеченск.)
Три автомата, каждый из которых кормился от длинного, сорокапятипатронного пулеметного магазина, собрали свою кровавую жатву окончательно и быстро. Бандитов называли духами за их якобы неуловимость. Их боялись как чумы. Но сейчас четырнадцать боевиков, в том числе пять чеченцев, не первый год идущих по пути Аллаха, просто не успели ничего сделать, внезапно оказавшись под кинжальным огнем метров с пятидесяти. Так и полегли — как бежали…
Раскатистую дробь автоматов под самый финал прервал одиночный выстрел снайпера от деревни, и один из СОМовцев рухнул на землю, как и те, кого он только что расстрелял.
— Синяя крыша справа! — выкрикнул снайпер в рацию. — Сверху окно!
Василий перекинул рожок, ударил длинной очередью, и одновременно с этим выстрелил милицейский снайпер.
— Держи!
— Держу!
Василий глянул на раненого: одного взгляда достаточно, чтобы понять — попал…
— Останься с ним!
Сам он, встав в полный рост и оскальзываясь на сырой земле, побежал к деревне…
Добежал. Яблоня, уже отошедшая. Хилые, черные, как торчащие из земли гнилые зубы, костыли ограды…
— Аллах Акбар! — И плещущее из распахнутой пинком двери двора пламя.
Ох, не вовремя… Урод, тебе сматываться надо было, а ты, дурак, свою позицию обозначил, палишь куда попало. Придурок…
Он сам сделал несколько выстрелов и с криком «Иншалла!» [57] перескочил через забор.
Перевалился, бухнулся на землю всем телом, за что-то зацепившись, машинально перекатился, аж в голове помутилось. Подхватил автомат, бросился, часто стреляя в дверь и ожидая выстрела в ответ. Всем телом ткнулся в покосившуюся, черную от времени кладку бревен, выдернул чеку с гранаты, бросил в черный, несущий смерть проем…
57
Если так будет угодно Аллаху. Старый прием — в бардаке боя боевики могут не решиться стрелять в твою сторону, опасаясь зацепить своего. Конечно, надо смотреть, чтобы своих же не подстрелили.