Россия — Англия: неизвестная война, 1857–1907

Широкорад Александр Борисович

Признав эти приобретения России в Азии, конгресс утвердил условленные в Сан-Стефано уступку Персии турецкого города Хотура с округом и льготы, дарованные султаном его армянским подданным.

В конце конгресса лорд Салисбюри и граф Шувалов обменялись речами, в которых каждый отстаивал свою трактовку закрытия Черноморских проливов для иностранных военных судов. Но никакого решения по проливам конгресс не принял. Вопрос был слишком серьезным, и его дальнейшее обсуждение грозило срывом конгресса.

1 июля 1878 г. представители великих держав подписали трактат, состоявший из 64 статей, значительно отличавшихся по содержанию от Сан-Стефанского мира.

Еще за несколько дней до начала Берлинского конгресса Англия подписала с Турцией в Константинополе оборонительный союзный договор, где обязывалась в случае, если Батум, Ардаган и Карс или какая-либо из этих крепостей

достанется России или если когда-нибудь Россия посягнет на какую-нибудь часть турецких владений в Азии, защищать все эти местности с оружием в руках. А взамен султан пообещал ввести в своих азиатских владениях все условленные с Англией преобразования и обеспечить в них всем своим подданным христианам и иным [53] порядок и управление и всякое покровительство, а еще передать остров Кипр в управление англичан для занятия его английскими войсками.

53

В договоре имелись в виду представители иных конфессий.

А на самом конгрессе британские премьер-министр и министр иностранных дел подписали с министром иностранных дел Франции тайное соглашение, обеспечивавшее Франции дружественный нейтралитет Англии в случае осуществления давних замыслов французов на Тунис и подчинения этой области французскому протекторату.

15 июля 1878 г. Александр II в Петербурге ратифицировал Берлинский договор. Обнародование его не сопровождалось высочайшим манифестом, но через несколько дней, 27 июля, в «Правительственном Вестнике» появилось пространное официальное сообщение, излагавшее взгляд императорского кабинета на акт, «увенчавший войну». Начиналось оно с заявления, что последняя война была предпринята Россией «не по расчету, не из материальных выгод или честолюбивых политических замыслов, но в силу чувства, заглушающего всякие посторонние побуждения, из чувства христианского, чувства человеколюбия, того чувства, которое охватывает всякого честного человека при виде вопиющего зла». Далее следовал пространный пересказ дипломатических переговоров до, во время и после войны, сообщались результаты, достигнутые на Берлинском конгрессе, охарактеризованные как пусть и несовершенные, но все же существенные для России и для христианского населения Востока. Затем следовало изложение политической программы, которой Россия была намерена держаться впредь в Восточном вопросе. С одной стороны, императорский двор «проникнут чувством солидарности с Европой», а с другой — считает освобождение христиан Востока «нашею историческою миссиею», а Берлинский договор — шаг к достижению этой цели, хоть и приобретенный дорогой ценой. Россия, которая «не делала торга ни из своих жертв, ни из своих успехов», будет продолжать «притягивать Европу к общему делу» и в то же время точно исполнять принятые на себя обязательства. Не напрасно «русский народ подчинил свои права победителя высшим интересам общего мира и солидарности народов». Жертвы его уже принесли плоды и принесут еще больше в будущем. Окончательная развязка Восточного вопроса — не более чем вопрос времени, поскольку, «несмотря на временные препоны, порождаемые страстями, пороками и слабостями людей, человечество идет к тем же неуклонным целям, которые предназначены ему Провидением». Заканчивалось сообщение словами: «Берлинский конгресс был только роздыхом, остановкою на этом трудном пути. Оценивая его с этой точки зрения, Россия находит в прошедшем веру в будущее». [54]

54

Правительственный Вестник. 1878. 27 июля.

При встрече с императором Горчаков грустно сказал: «Берлинский конгресс есть самая черная страница в моей служебной карьере». Александр ответил: «И в моей тоже».

Стратегический просчет и Горчакова, и самого Александра II был в том, что они оценивали внешнеполитическую обстановку и силы по речам политиков (ах, Дизраэли заявил, ах, Андраши заметил), не обращая внимания на реальное соотношение сил в Европе и на последствия тех или иных угроз Англии или Австро-Венгрии.

Англия была бессильна вести войну с Россией без помощи сильных европейских армий. Из-за географического расположения России с учетом развитой сети железных дорог британский флот даже не мог осуществить эффективную морскую блокаду России.

Австро-венгерская

армия в войне один на один заведомо бы проиграла, и лоскутная империя могла бы развалиться, как это и случилось в 1918 г.

Наконец, рассмотрим самый худший для России вариант развития событий. Германская империя поддерживает Австрию, и их соединенные армии наносят тяжелое поражение русской армии. Ну и что? И Аустерлиц, и Фридланд были булавочными уколами для огромной Российской империи. Ну, заключила бы Россия невыгодный, но не позорный мир. Берлинский мир был позорным, поскольку Россия капитулировала без военного поражения. Что могла потерять Россия в случае неудачной войны в 1878 г.? Максимум — это Привисленскую губернию, населенную поляками. И пусть бы немцы одни разбирались с буйными панами. А вот зато вся Европа оказалась бы под германским сапогом. Далее последовало бы строительство на верфях объединенной Европы огромного флота, превышавшего по тоннажу британский, затем — серьезный разговор с владычицей морей о ее заморских колониях. Учитывая природную жадность просвещенных мореплавателей, можно с уверенностью сказать, что они вцепились бы в колонии зубами. Ну а это привело бы к войне, и германизированная Европа, имея мощный флот, легко бы форсировала Ла-Манш.

Рискнет ли кто утверждать, что это-де фантазии автора? Ведь Германская империя и так шла по этому пути с 1870 по 1914 г., и без разгрома России в 1878 г.

Все ведущие британские политики именно так и оценивали перспективы развития европейских отношений в случае поражения России в войне с Германией. Об этом красноречиво свидетельствует опубликованная позже их неофициальная переписка. Разница в позициях британских политиков была лишь в том, насколько далеко идти в блефе, угрожая России войной. Так было в 1878 г., так будет в 1885 и 1904–1905 гг.

Британские власти одновременно осуществляли двойной блеф. С одной стороны, пугая Россию войной, а с другой — пугая собственное население, а заодно и всю Европу страстью русских царей к мировому господству. Спору нет, иногда тот же Александр I (после 1814 г., разумеется) или Николай I иной раз изображали из себя правителей Европы. Но на самом деле и царям, и русским дворянам была чужда мысль о доминировании в Европе, не говоря уж о всем мире.

Россия — не Англия или Франция, и она никогда не пыталась стать империей, в которой никогда не заходит солнце. Если бы Россия только в XVIII в. вместо войн с Турцией занялась бы захватом земель по всему свету, то на 1/5 средств, потраченных на турецкие войны, она смогла бы создать колониальную империю почище английской. Но России не нужны были чужие земли. Россия только оборонялась. Пассивная оборона на юге страны от татар и турок в XVI — XVII вв. себя не оправдала, и в XVIII — XIX вв. уже преобладала активная оборона, включавшая превентивные действия.

Возникает резонный вопрос, а разве русские цари, да и все русское общество, не стремились к захвату Константинополя? Да, об этом было много разговоров, даже составлялись планы операции по его захвату. Но давайте подумаем здраво — зачем России Константинополь? В Константинополе с окрестностями проживало около двух миллионов паразитирующего населения, т. е. людей, которые не сеяли, не пахали, не ткали, а жили на 95 % за счет эксплуатации населения огромной Османской империи. Ну, присоединили бы город к России. Кто бы стал кормить дармоедов — русский мужик?

Хорошо болтать о возвращении креста на Святую Софию. А дальше что? Зачем нужны России два миллиона иноверцев, из которых полтора миллиона в любой момент по призыву фанатичных мулл и дервишей могут устроить бунт и начать резать христиан? А что делать с Константинопольским патриархом и пятьюстами тысячами греков? Подчинить патриарха петербургскому Синоду или, наоборот, Синод — патриарху? Русская и греческая церковная вера — православие, но у них есть существенные различия. На расстоянии у них братская любовь, а попробуйте-ка их слить?

Все это лишь ничтожная часть проблем, которые возникли бы при присоединении Константинополя. Поэтому всякие призывы — «Константинополь рано или поздно, а должен быть наш» — следует рассматривать лишь как пропагандистские лозунги. Неграмотному крестьянину не объяснишь стратегических аспектов обороны Черного моря и тонкостей препонов, чинимых турками русской торговле, поэтому и нужны лозунги: «Спасем братьев славян», «Даешь крест на Святой Софии».

А, кстати, что же русские отняли у турок за пять столетий войн и противостояния? Азов и Очаков? Но это не турецкие земли, а военные базы, построенные турками на чужой территории. Их назначение было — не пропускать русские торговые и военные суда из Дона и Днепра в Черное море.