Россия — Англия: неизвестная война, 1857–1907
Шрифт:
На великого князя Абдул Гамид произвел благоприятное впечатление, но он не решился предложить ему вновь совместно защищать Босфор от англичан, а «овладеть же Босфором без помощи турок — вещь до крайности трудная», так утверждал он в собственноручном письме брату 16 марта 1787 г. В том же письме Николай Николаевич писал, что в связи с вероятностью разрыва с Англией «сделаны все распоряжения, чтобы немедленно двинуться к Босфору, занять его берег и этим помочь нашим морякам забросать его минами… Войскам приказано, в случае, если при движении нашем турецкие войска нам окажут сопротивление, силою пробиться через них, но все-таки исполнить твое приказание: во что бы то ни стало дойти до Босфора. Полагаю сопротивление турок нашему движению вперед считать как объявлением нам с их стороны войны. Так ли я смотрю на это дело или нет? Да поможет нам Бог окончить все запутанные дела миром! Если
Александр II, прочитав телеграмму от великого князя, где вкратце сообщалось о разговоре его с Абдул Гамидом, 15 марта протелеграфировал брату: «Разговор твой с султаном хорошего не обещает», и добавил, что никакие уступки Турции невозможны.
18 марта 1878 г. Александр II телеграфировал Николаю Николаевичу: «Соображения, изложенные в твоем письме от 9-го марта, в общих чертах одобряю. Разрыв с Англиею почти неизбежен. Мы должны неотлагательно все приготовить к решительным действиям и только тогда, когда все будет готово, потребовать от Порты категорического ответа: как намерена она действовать в случае враждебных действий Англии? Если заодно с нами, то немедленно должна передать в наши руки укрепления Босфора, по крайней мере, на европейском берегу, и войти с тобою в соглашение о распределении ее военных сил. Если же она сочтет себя слишком ослабленною для участия в войне против Англии, то должна, сдав нам означенные укрепления, прекратить все вооружения, распустить или удалить войска, затрудняющие наши действия, разоружить остающиеся в Черном море суда и поставить их в те порты, которые будут нами указаны, и воспретить своим подданным всякое участие во враждебных нам действиях. В том и другом случае мы не должны вступать в самый Константинополь, но утвердиться только на берегах Босфора, заняв несколько пунктов, чтобы эшелонировать заграждения. Начинать решительные переговоры и действия следует только тогда, когда все будет вполне подготовлено, и притом отнюдь не следует подвергать предприятие какому-либо риску, и для сего желательно заранее притянуть ближе к Босфору наибольшие силы, какие признаешь возможным» (56. Кн. вторая. С. 448–449).
19 марта Александр II отправил брату еще одну телеграмму, подтверждавшую первую и предписывавшую главнокомандующему уведомить, когда все будет готово для действия. Телеграмма заканчивалась словами: «Нам не следует терять времени, чтобы предупредить десант английских войск» (56. Кн. вторая. С. 449).
Николай Николаевич ответил императору, что обе его телеграммы «принял к сведению», чем крайне удивил брата, который подразумевал принять их «к исполнению и руководству». И в тот же день, 19 марта, Александр написал письмо великому князю: «Что скажет Россия и наша доблестная армия, что ты не занял Константинополя!.. Я с трепетом ожидаю, на что ты решишься…» (56. Кн. вторая. С. 449).
Но Николай Николаевич так и не решился. Данные царем главнокомандующему инструкции предусматривали два крайних случая: первый — добровольная уступка турок, и второй — высадка британского десанта. Но реальность оказалась иной: англичане не высаживались, а турки собрали со всей империи войска вокруг Константинополя и круглосуточно строили укрепления. Время работало на турок, и султан отказывался выполнять условия русских.
Николай Николаевич боялся ответственности в случае неудачи и хотел, чтобы царь лично отдал приказ о наступлении на Константинополь, а августейший братец также не решался брать на себя ответственность. Кончилось дело тем, что великий князь попросил брата разрешить ему оставить армию в связи с «расстроенным состоянием здоровья».
Царь повелел Николаю Николаевичу ехать в Петербург, а на место командующего армией был назначен генерал-адъютант Тотлебен, прибывший в Сан-Стефано 21 апреля 1878 г. Тотлебен был настроен крайне пессимистично. 27 апреля он отправил царю донесение, где называл успешное заграждение Босфора минами немыслимым делом. Да и само занятие Босфора генерал находил бесполезным, поскольку это, по его мнению, не помешало бы англичанам войти в Черное море. Также Тотлебен считал сложной и опасной операцией взятие укреплений Константинополя и его штурм, хотя и допускал, что занятие турецкой столицы произведет должное впечатление на турок и на европейские державы. Но война на этом не закончится, предрекал генерал, а лишь затянется на неопределенное время, что может вынудить русскую армию оставить Константинополь из-за нехватки продовольствия, вспышек эпидемий и нападений противника на наши коммуникации. В случае же неудачного штурма Константинополя Россия может потерять все, чего добилась в предыдущую войну. Поэтому
Донесение Тотлебена лило воду на мельницу Горчакова и K°, которые хотели склонить Александра II к переговорам с Англией и Австрией, а, попросту говоря, к капитуляции.
Горчаков и K° все рассчитывали на содействие Бисмарка, чтобы умерить аппетиты Австрии и при этом удержать ее в составе союза трех империй. Но германский канцлер не желал отступать от политики, начатой им в начале восточного кризиса, и отказывался как-либо влиять на венский двор. Он считал, что России даже выгодно позволить Австрии «зарваться» на Балканах, и уж ни в коем случае не стоит рисковать ввязаться в войну с мощной державой из-за большей или меньшей протяженности границ Болгарии. Бисмарк считал, что «если же, невзирая на это, война все-таки вспыхнет между ними, то Германия останется нейтральною, так как ей одинаково было бы неприятно поражение и той, и другой из воюющих сторон» (56. Кн. вторая. С. 452).
8 апреля 1878 г. во время беседы с русским послом Убри при обсуждении Сан-Стефанского мира Бисмарк в раздражении воскликнул: «В сущности, я всегда думал, что вам нужно только несколько бунчуков пашей да победная пальба в Москве!» (56. Кн. вторая. С. 452).
Избегая вмешиваться в споры Австрии и России, Бисмарк тем не менее сам предложил свое посредничество между Россией и Англией, чтобы предотвратить столкновение британского флота с русской армией под стенами Константинополя. Он брался устроить соглашение между ними, результатом которого стали бы уход британской эскадры из Мраморного моря за Дарданеллы и одновременное удаление русских войск от турецкой столицы.
Английский и русский дворы приняли это предложение, но к соглашению оно не привело. Англичане требовали удаления русской армии за линию Мизия — Адрианополь — Дедеагач, т. е. на гораздо большее расстояние от Константинополя, чем бухта Безика в Эгейском море — обычное место стоянки британского флота. В Петербурге, естественно, на это не согласились, а также не сошлись на сроке возвращения обеих сторон на прежние позиции в случае нового разрыва.
Прошло уже два месяца со дня подписания Сан-Стефанского договора, а вопрос о мире ни на шаг не приблизился к развязке.
Глава 18. Военная тревога 1878 года
В мае 1878 г. в портах Англии началось сколачивание так называемой «особой эскадры» для войны с Россией. Командовать ею был назначен адмирал Купер Кей. «Особая эскадра» должна была войти в Балтийское море и атаковать Кронштадт. 7 июня адмирал Кей поднял свой флаг на броненосце «Геркулес» (водоизмещение 8680 т; вооружение: 8–10-дюймовых, 2–9-дюймовые и 4–7-дюймовые пушки).
Кроме Геркулеса в составе эскадры было шесть казематных броненосцев: «Уорриор» (водоизмещение 9210 т; вооружение: 4–8-дюймовые и 28–7-дюймовых пушек); «Резистанс» (6150 т; 2–8-дюймовые и 14–7-дюймовых пушек); «Гектор» и «Вэлиент» (оба по 6710 т; по 2–8-дюймовые и по 16–7-дюймовых пушек), «Пенелопа» (4470 т; 8–8-дюймовых и 3–5-дюймовые пушки) и «Лорд Уорден» (7940 т; 2–9-дюймовые, 14–8-дюймовых и 2–7-дюймовые пушки).
В составе эскадры были и два башенных броненосца. «Тандерер» [51] — самый мощный корабль водоизмещением 9330 т имел две башенные установки, в каждой из которых находилось по две 318-мм (12,5-дюймовые) пушки в 38 т. Таким образом, формально по огневой мощи он не уступал сильнейшему русскому броненосцу «Петр Великий». Но сей «Громовержец» имел, как и все без исключения британские корабли, дульнозарядные орудия. А чтобы орудия стреляли, их нужно было заряжать. И, как уже говорилось, дульнозарядные нарезные орудия нужно заряжать с ювелирной точностью, чтобы шипы (выступы) на снаряде попадали в нарезы. Орудия калибра до 9 дюймов кое-как заряжали вручную, а на более мощных пушках применяли гидравлические системы. Так, чтобы зарядить 12-дюймовую пушку «Громовержца», требовалось гидравлическим устройством опустить орудие со станком и платформой, затем повернуть башню в положение для заряжания, наклонить ствол и из-под палубы специальным устройством дослать заряд, а потом снаряд.
51
«Thunderer» — в переводе с английского «Громовержец».