Россия и русские в мировой истории.

Нарочницкая Наталия Алексеевна

372 Калаич Д. <Пацифисты> против христианства//Образ, 1995, № 4?

282

чуй конец: <Ибо, когда будут говорить: мир и безопасность, тогда внезапно постигнет их пагуба… и не избегнут> (1 Фесс.5,3). Ни Христос, ни Его Церковь никогда не обещали <торжества поголовного братства на земном шаре>, подметил К. Леонтьев, пояснивший, нто <для такого братства необходимы прежде всего уступки со всех сторон. А есть вещи, которые уступать нельзя>373.

Св. Амвросий подметил, что существуют две основные формы несправедливости: чинить неправду самому и допускать, чтобы ее чинили другие, не принимая под защиту тех, кому она угрожает. Св. Амвросий заключает, что есть войны, не вести которые есть грех, и долг церкви, как хранителя справедливости, определять, какая война является праведной и какая –

неправедной, что также есть указание на вопрос об отношении церкви к политике, к общественным явлениям и проблемам: война является лишь крайней формой политических столкновений. Еще Карл Шмитт, исследуя суть политики, отметил, что ни одному христианину в ходе тысячелетнего наступления мусульман на Европу не взбрело в голову ради любви к ближнему отдать ее туркам без боя или перестать оборонять и защищать свои церкви от поругания.

Пацифистское извращение почти всех евангельских заповедей имеет успех в силу падения образования и обеднения языков, которые сегодня одним словом обозначают и личного врага, и врага общественного, врага истины, добра, чести. <Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас> (Мат. 5. 44 и Лк. 6, 27) вовсе не означает буквальный призыв возлюбить любых врагов, в число которых входит и сам Сатана. В древнегреческой и латинской версии этот призыв означал <возлюбить> личных – inimicos, но не общественных или военных врагов – hastes. Римские христиане не трактовали призыв <diligite inimicos vestros> как возлюбите вообще врага (<diligite hostes vestros>), но понимали, что враг в политическом, духовном смысле не предполагает личную ненависть, и солдат не имеет морального права использовать оружие для мщения за личные обиды; отсюда вытекает и осуждение неоправданной жестокости в войнах, ненужной для военной победы, и негуманности к пленным и некомбатантам – гражданскому населению, аморальность личной жестокости стражника над узником. Еще Бл. Августин разъяснил другую <пацифистскую> заповедь: подставлять противнику левую щеку после того, как он ударит тебя по правой (Мат. 5, 39). Это относится к душе, но не к телу, и речь идет о моральной дисциплине и удержании от греха гнева, когда на вызовы ненависти должно отвечать не ненавистью, но возвышением суверенного и непоколебимого духа374.

373 Леонтьев К.Н. Цветущая сложность. Избранные статьи. М., 1992, с. 136.

374 Цит по: Калаич Д. <Пацифисты> против христианства // Образ, 1995,

№ 4.

283

Искушения дословного толкования и интерпретации евангель> ских начал ради отказа от воинской службы и участия в боевьА действиях одолевали христианскую церковь главным образом до пр> нятия императором Константином знаменитого эдикта о веротерщь мости. До этого история действительно свидетельствует об отказа> ?3 христиан даже ценой мученичества от воинской обязанности. Под"йЦ казательно, что это было в основном связано с отвращением не ?,;Щ оружию, но к обязанности участвовать в языческих обрядах, бывшие "Д неотъемлемой частью службы, охране храмов и культе император>Д который был и Augustus, и Imperator, и Pontifex maximus (и бог верховный правитель, и первосвященник) – <кумир>, лояльносткя!" присяга которому фактически означали грех идолопоклонничества!"

Острую дискуссию по этому вопросу внутри церкви отражают пламенные отрицания службы теологом Тертуллианом, ненавидев*, шим Римскую империю375 и сменившим вначале умеренное отношений к воинской службе на бескомпромиссно отрицательное. Христиан ский философ Ориген признавал гражданский долг перед госудаМЯ ством, но предлагал язычникам служить в армии, а христианам –4.1 альтернативную службу без оружия. Все это кончилось после Koffi ;

стантинова эдикта. Уже в 314 году церковный собор в Арле, кромеосуждения донатистской ереси, канонизировал отлучение всех вер < ющих, которые отвергали воинскую повинность или дезертировгйяЬ Третий канон церковного собора в Арле зафиксировал отношенвЦ церкви к войне, которое отныне стало определяться квалифицируй ванными оценками ее праведности или неправедности. Ч

Было бы ошибочным обвинять христианство, которое не orpnRj цает насилие, но, безусловно, не предписывает его, в отличие от Вя ; хого Завета или ислама, в том, что оно не сумело преодолеть войнй ;

которые могут исчезнуть лишь

в эсхатологической перспектиаЙИ равно как и в том, что церковь не осуждает, но освящает националй ные чувства и любовь к Отечеству, что противоположно либералй ному и мондиалистскому тезису ubi bene ibi patria – <где ????? там и отечество>. Здесь извращается еще один евангельский канй <Не будет ни эллина, ни иудея, ни обрезанного, ни необрезаннот ни мужчины, ни женщины>, поскольку эти слова часто отсекают от следующих: <Везде и во всем один Христос>, что лишь означав Д опять мир иной, в котором после принятия Христовой истины дЛзЦ Бога равны все христиане разной национальности и пола. Однако мире земном далеко не везде и не во всем один Христос, и весьмавелика разница между теми, кто Его признает и не признает. ,!

Заметим, что именно православная церковь внесла тем не менее ? наибольший вклад в обуздание военных страстей и выработку гуман-

з75 Тертуллиан. Трактат <К мученикам>. Избранные сочинения. М., IJ 1994.

284

ного отношения к противнику. В сравнении трех христианских конфессий – православной, католической и протестантской – именно православное учение достигло больших высот в проповеди самообуздания и универсализма, что проявилось в отличном отношении к народам империи. Католическая церковь всерьез вела дискуссии о том, являются ли южноамериканские туземцы людьми и применимы ли к ним христианские заповеди и проповедь, а конкиста стала символом бесчеловечности и алчности завоевателя. Однако именно армии протестантских стран в Новое и Новейшее время отличаются наибольшей жестокостью и освобожденностыо от моральных ограничений по отношению к неприятелю, особенно к туземцам или представителям <второсортных неисторичных> народов. Английские колониальные повадки в Ост-Индии, равно как и кальвинистская мораль пуритан в Вест-Индии де-факто следовали отнюдь не евангельским заповедям миролюбия, а примитивно трактуемым ветхозаветным образцам геноцида в отношении тех, кто не предназначен ко Спасению.

Самонадеянное отношение к собственной непогрешимости и чувство снисходительного сожаления к другим не есть проявление личных свойств, но вытекают из протестантского учения о Спасении.

В протестантизме отходит на второй план преодоление собственных грехов по сравнению с фиксированностью на подсчете добрых поступков (<реестр добродетелей> Б. Франклина) и провозглашено достижение Спасения уже по принятии протестантского учения, а не как возможность заслужить его выполнением заповедей Блаженств – Нагорной проповеди (<Блаженны нищие духом…>), всесторонней аскезой и покаянием.

Духовно-психологический строй протестантизма – приподнято-удовлетворенный, исполненный не только уверенности в том, что им гарантировано спасение, но и ожидания, что уже в земной жизни Бог им воздаст. Деловой успех и богатство не вызывают смущения и, в частности, у пуритан прямо расцениваются как показатель их богоизбранности. Подобные элементы избирательно выхвачены из разных мест Ветхого Завета, но если апостольские христиане интерпретируют Ветхий Завет Евангелием и посланиями Св. апостола Павла, то протестантизм, особенно англосаксонский пуританизм, – это максимальный отход от Нового Завета к Ветхому.

Уверенность в своей непогрешимости и превосходстве во многом является религиозно-философской основой мессианства собственной роли и своих идей мироустройства, в которых с незапамятных времен была идея учреждения всемирной организации, навязывающей не только духовно, но и в практической жизни единые и вечные стандарты, которые должны обеспечить мир. Однако в известных трактатах <о вечном мире> далеко не все авторы осмеливались предлагать вводить эти стандарты силой. Так, И. Кант, полагавший, что Тажданское устройство каждого государства должно быть респуб-

285

ликанским, одновременно утверждал, что <ни одно государство не должно насильственно вмешиваться в вопрос правления и госудавг ственного устройства других государств>. Еще более актуальный сегодня на фоне <гуманитарной интервенции> в Югославию являете> другое положение И. Канта. Рассуждая о взаимоотношениях между государствами, он однозначно утверждает, что <карательная война (helium punitivum) между государствами немыслима, поскольку меадю ними нет отношения высшего к подчиненному>, равно как <ни одна ;