Россия и современный мир №4 / 2014
Шрифт:
В условиях, когда европейский интеграционный проект переживает глубокий кризис, институтам ЕС настоятельно требовались новые доказательства собственной привлекательности и политической успешности. Не в последнюю очередь поэтому и произошла ягеллонизация восточной политики Евросоюза. Включение Украины в сферу экономического и политического влияния Европы могло стать тем успехом, который получил бы большой резонанс, но не потребовал бы существенных затрат от европейских налогоплательщиков. Более того, открытие довольно емкого украинского рынка – несомненное благо для ориентированных на экспорт ведущих экономик ЕС, прежде всего для экономики Германии. Вместе с тем формат ассоциации не позволяет Киеву рассчитывать на субсидии из Брюсселя, доступные лишь полноправным членам Евросоюза.
Можно сказать, что восточная политика ЕС на деле оказалась ягеллонской политикой.
Ягеллонская политика по отношению к Украине опирается и на твердую поддержку Соединенных Штатов. Во время украинского кризиса деление Европы на «старую» и «новую», настойчиво предлагавшийся в свое время министром обороны США Дональдом Рамсфельдом, достигло логического завершения: при активном содействии Соединенных Штатов позиция «новой» Европы по вопросам военной и энергетической безопасности усиливается настолько, что и грандам «старой» Европы приходится следовать ей, по крайней мере, на словах. По отношению к России «новая» Европа становится санитарным кордоном, который в ближайшее время может быть укреплен за счет Украины (во всяком случае, ее западных и центральных регионов). Впрочем, конфигурация «новой» Европы теперь заметно отличается от той, которая существовала десять лет назад. Активно участвовать в организации санитарного кордона готовы Польша, страны Балтии и Румыния; в силу разных причин намного меньший энтузиазм демонстрируют Болгария, Венгрия, Словакия и Чехия. Тем не менее в тандеме с «новой» Европой Вашингтон в состоянии уверенно контролировать политику безопасности всего Евросоюза, равно как и усилия по возобновлению диалога между ЕС и Россией.
Собственно говоря, это уже произошло в середине 2014 г., когда Европейский союз под жестким давлением Соединенных Штатов втянулся в санкционную гонку 2 , т.е. фактически согласился с ролью основного донора возрожденной политики сдерживания России. Саммит НАТО в Уэльсе 5–6 сентября 2014 г. закрепил эту тенденцию, не просто придав второе дыхание Североатлантическому альянсу, но, по сути, обеспечив на многие годы, если не десятилетия вперед американское военное присутствие в Восточной Европе. В геополитическом плане уэльский саммит закрепил промежуточные результаты самого кризиса: Россия контролирует Крым и – опосредованно – часть Донбасса; судьба остальной Украины решится на следующих этапах кризиса; США гарантируют себе патронат над всем евроатлантическим пространством. Вариант Большой Европы «от Лиссабона до Владивостока» с повестки дня снят.
2
Об этом прямо заявил вице-президент США Дж. Байден 3 октября 2014 г. в выступлении в Гарвардском институте государственного управления им. Джона Кеннеди: «На протяжении всего этого времени [развития украинского кризиса. – Д. Е.] мы ставили перед Путиным простой выбор: уважать суверенитет Украины или сталкиваться с серьезными последствиями. Именно это позволило нам убедить ведущие развитые страны мира ввести санкции против России. Надо признать, они не хотели этого делать. Тем не менее настойчивые и многократные усилия американского руководства и президента США все же поставили Европу перед необходимостью подняться и принять на себя экономический удар, связанный с введением санкций. Результатом этих санкций стало масштабное бегство капитала из России, фактическая заморозка прямых иностранных инвестиций, падение курса рубля по отношению к доллару до рекордно низкой отметки, а также тот факт, что российская экономика оказалась на грани рецессии» [14].
Проект
К сожалению, даже в момент наиболее позитивного развития двусторонних отношений политика перезагрузки фактически означала лишь их избирательное улучшение. Самое известное достижение перезагрузки – подписание Пражского договора СНВ-3 – по сути, было развитием (и вполне вероятно, исчерпанием) разоруженческой повестки, сформированной еще в эпоху горбачёвской перестройки. Мало того, вслед за каждым, даже незначительным шагом по пути перезагрузки следовали заявления или действия, призванные сгладить ее эффект, продемонстрировать локальный характер, доказать, что США по-прежнему следуют курсу на «продвижение демократии» на постсоветском пространстве и отвергают любые претензии на «сферы влияния» от кого бы они не исходили.
Перезагрузка не сумела оказать существенного влияния на доминантный дискурс российско-американских отношений, не создала устойчивой основы их реорганизации. Неудивительно, что внутриполитические события в России в конце 2011 – первой половине 2012 г., а затем акт Магницкого, дело Сноудена, свержение режима Каддафи, сирийский и украинский кризисы привели к разрушению всей непрочной конструкции политики перезагрузки.
С началом украинского кризиса Соединенные Штаты уверенно и решительно вернули себе привычную роль основного оппонента России. США увидели в украинском кризисе не только угрозу европейской стабильности, но и шанс вдохнуть новую жизнь в свое постепенно увядающее глобальное лидерство. Вплоть до присоединения Крыма к России США в основном решали региональные задачи, с лихвой восполняя слабость европейской дипломатии (ее образная оценка заместителем госсекретаря Викторией Нуланд имела большой резонанс). Установление российского контроля над Крымом моментально перевело кризис в глобальный контекст, поскольку это действие Москвы свидетельствовало о переходе от эрозии постбиполярного мирового порядка к его осознанной ревизии.
Российский суверенитет над Крымом имеет исключительное значение как прецедент, свидетельствующий об отказе следовать международному порядку, в котором нормоустанавливающей инстанцией являются Соединенные Штаты. Несмотря на то что масштабы крымского вызова незначительны и не создают реальной угрозы американским позициям в мире, сама возможность несанкционированного территориального изменения служит индикатором способности Вашингтона поддерживать порядок, в котором за ним остается последнее слово.
С этой точки зрения активные действия США, направленные на мобилизацию союзников для сдерживания путинской России, достаточно предсказуемы. Причем наибольшее значение в данном случае будет иметь не само сдерживание, а именно мобилизация, придающая новый смысл деятельности руководимых Соединенными Штатами военно-политических союзов. В этих условиях Европейскому союзу приходится признавать необходимость дальнейшего американского военного присутствия на территории европейских государств, более того, соглашаться с созданием существенной военной инфраструктуры на территории стран, ранее входивших в Организацию Варшавского договора.
Судя по всему, администрация Барака Обамы постарается использовать напряженность вокруг Украины и для решения более масштабной задачи – скорейшего достижения соглашения с Европейским союзом об учреждении Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства. Появление этого крупнейшего экономического блока будет означать создание новой опоры пошатнувшегося американоцентричного мирового порядка. Что касается самой Украины, то вступление в силу Договора об ассоциации и углубленной зоне свободной торговли с ЕС может означать, что через некоторое время эта страна окажется чем-то вроде бесплатного «довеска» к объединению двух крупнейших экономик мира. Одновременно США активизируют усилия по созданию аналогичной экономической группировки в Азиатско-Тихоокеанском регионе, призванной составить конкуренцию «китайскому дракону».