Россия и современный мир №4 / 2014
Шрифт:
Основная опасность новой российско-американской конфронтации состоит в том, что пока она соответствует интересам и администрации Обамы, и ее консервативных оппонентов. По сути, это возможность мобилизовать Запад для противостояния не самому сильному противнику. Для США издержки такого противостояния на данном этапе не слишком существенны; их бремя перекладывается на другие страны, прежде всего на страны ЕС. Соответственно, для США в обозримой перспективе предпочтительный вариант развития событий связан не с поиском устойчивого урегулирования, а, скорее, с контролируемой нестабильностью, сковывающей силы таких игроков как Европейский союз и Россия, и служащей предостережением Китаю и другим восходящим державам незападного мира. Изменения в этом курсе могут быть обусловлены началом нового кризиса, который создаст гораздо более серьезные угрозы для американских интересов.
Возвращение Крыма под российский суверенитет и вооруженное противостояние в Донбассе явились самым серьезным вызовом постбиполярному мироустройству. Решившись стать в авангарде пересмотра мирового порядка, Россия принимает на себя основные контрудары со стороны Соединенных Штатов и их союзников. Этот пересмотр потенциально выгоден большому количеству глобальных и региональных игроков, которые с неподдельным интересом наблюдают за ходом противостояния России и Запада. При этом крупнейшим бенефициаром становится КНР. Китай, приближающийся к грани открытого соперничества с США за мировое лидерство, получает благодаря украинскому кризису передышку (возможно, на несколько лет), избегая прямой конфронтации и сохраняя возможность окончательно сместить Америку с пьедестала первой экономики мира. Но этим выигрыш Пекина далеко не ограничивается.
Новый раунд российско-китайского сближения прогнозировался многими экспертами начиная с того момента, как Владимир Путин принял решение вернуться в Кремль в качестве президента на третий срок. Немало аналитиков предупреждали, что слишком усердные попытки «поймать китайский ветер» в российские паруса очень серьезно осложнят взаимодействие с Соединенными Штатами, а также создадут трудности в отношениях с Евросоюзом. Сильный крен в сторону Китая существенно ограничивает для России возможности маневрирования между основными глобальными игроками. Однако крымский выбор Владимира Путина в любом случае сделал невозможным сохранение прежней модели партнерского взаимодействия как с США, так и с Евросоюзом. Соответственно, становятся неизбежными и новые шаги навстречу Китаю.
В самый острый период украинского кризиса Москва, несомненно, рассчитывала на то, что Китай окажется для нее надежным тылом. Эти ожидания оправдались. Воздерживаясь от выражений солидарности с действиями России, Пекин тем не менее предотвратил ее международную изоляцию и отчасти нивелировал воздействие западных санкций. Подписание газового контракта на 400 млрд долл. показало, что китайские лидеры рассматривают отношения с Россией в долгосрочной стратегической перспективе. Пекин добился весьма благоприятных условий поставок газа, но явно не стал «дожимать» Москву в тяжелый для нее момент и дал ей в руки козырь, позволяющий вести энергодиалог с Евросоюзом с твердых позиций. В результате российско-китайское взаимодействие переходит в фазу, когда действия сторон, оставаясь де-юре отношениями соседей и стратегических партнеров, де-факто начинают ориентироваться на логику союзничества. Но это взаимодействие уже сейчас не является полностью равноправным и скорее всего не будет таковым и впредь.
Наложенные на Россию западные санкции создают благоприятные условия для кумулятивного роста китайских инвестиций в российскую экономику. Судя по всему, Москве придется снять большинство ограничений на доступ китайских инвесторов к российским активам, которые вводились из соображений безопасности или сохранения равноправия в двусторонних экономических отношениях. Если это произойдет, иначе будут выглядеть и перспективы Евразийского экономического союза. Данный интеграционный проект, естественным лидером которого является Россия, вполне может быть совмещен с продвигаемой председателем КНР Си Цзиньпином инициативой «Нового шелкового пути». Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) является достаточно удобной платформой для достижения синергетического эффекта двух интеграционных инициатив. Такая синергия позволит реализовать амбициозные инфраструктурные программы, обеспечивающие радикальное упрощение доступа китайских товаропроизводителей не только к рынку Евразийского экономического союза, но также и к европейскому рынку. В более отдаленной перспективе возможно и формирование на пространстве Северной Евразии секторальных объединений, фундаментом которых станет китайская экономическая мощь. Подобное развитие событий будет впечатляющей антитезой прекраснодушным идеям о едином экономическом пространстве «от Лиссабона до Владивостока», предметное обсуждение которых так никогда и не было начато.
В новой парадигме сотрудничества России также предстоит доказывать, что она служит для КНР надежным тылом и тем самым исключает возможность окружения Поднебесной кольцом государств, ориентированных на Вашингтон. По-видимому, России придется изменить акценты даже
На глобальном уровне новое качество российско-китайского взаимодействия вероятнее всего обернется началом системных, хотя и достаточно осторожных усилий двух держав, направленных на размывание глобального доминирования институтов и практик Вашингтонского консенсуса. Постепенное ослабление позиций доллара в торговых расчетах между странами ШОС и БРИКС, развитие и взаимное признание национальных платежных систем участников этих объединений, учреждение странами БРИКС собственного Банка развития, создание Россией и Китаем международного рейтингового агентства в противовес «большой тройке» – Moody`s, Fitch и Standard & Poor`s – могут стать первыми предвестниками переструктурирования глобальной экономики. Вполне вероятно, что именно России придется на первых порах принять на себя наибольшие издержки этого перехода. Однако едва ли стоит питать в связи с этим особые иллюзии: альтернатива Вашингтонскому консенсусу возможна, но это будет Пекинский консенсус. Впрочем, для России и других стран, которые решатся выступить агентами такого рода изменений, в долгосрочной перспективе благом окажется уже сама ситуация соревновательности центров экономической мощи, международных финансовых институтов и макроэкономических моделей.
ШОС и БРИКС могут в данном контексте рассматриваться в качестве континентального и глобального форматов межгосударственного взаимодействия, нацеленного на ревизию существующего мирового порядка. В отличие от ШОС, также решающей задачи в области региональной безопасности, БРИКС является значительно более пластичным форматом. Привлекательность и влияние БРИКС сохраняются до тех пор, пока это объединение воздерживается от эволюции в сторону формирования жесткой институциональной структуры и принятия на себя ее участниками существенных обязательств по отношению друг к другу и третьим странам. Если это произойдет, то тогда на деле осуществятся многие из мрачных пророчеств критиков БРИКС и стратегия взаимного выигрыша обернется нарастающими разногласиями и соперничеством.
Довольно неожиданным, но не менее значимым по последствиям эффектом посткрымского поворота России к Китаю может стать «национализация» Интернета. Помимо близости позиций двух стран в отношении роли ICANN и управления Интернетом решимость российской власти создать собственный аналог проекта «Великий золотой щит» (Great Firewall) способна привести к своеобразному реваншу вестфальского порядка во всемирной паутине. Знаменитый принцип cuius regio eius religio в середине второго десятилетия XXI в. можно будет переформулировать примерно так: «чей сервер, того и сеть».
Украинский кризис сделал поворот России к Китаю неотвратимым. Но является ли этот поворот необратимым? Возможно, не столь уж далек от истины Чарльз Краутхаммер, заявивший о повторении Путиным в Шанхае знаменитого маневра Никсона–Киссинджера и о том, что теперь аналогичная геополитическая комбинация направлена уже против США [10]. По мнению Краутхаммера, расширенное российско-китайское партнерство «знаменует первое появление глобальной коалиции против американской гегемонии начиная с падения Берлинской стены». Очевидно, эта коалиция будет существовать до тех пор, пока не выполнит хотя бы части своих задач. По всей видимости, только осознание неизбежности утраты доминирующих позиций сможет заставить будущих американских лидеров предпринять усилия по восстановлению отношений с Москвой, предполагающие ту или иную форму признания российских интересов как на Украине, так и на всем постсоветском пространстве. Проблема в том, что это может произойти достаточно поздно, когда Россия окажется в слишком большой зависимости от китайской экономической мощи. К тому же, как показал опыт перезагрузки, лидерам Соединенных Штатов очень трудно выдвигать действительно привлекательные для Москвы предложения, даже если этого настоятельно требуют американские интересы. Тем не менее решимость России находиться в авангарде пересмотра мирового порядка, опираясь на почти союзнические отношения с Китаем, не должна означать ее заведомого отказа от готовности к поиску новой модели баланса сил как на глобальном уровне, так, в частности, и в Азиатско-Тихоокеанском регионе.