Россия и Южная Африка: наведение мостов
Шрифт:
До сих пор неясно, насколько деятельность Герхарда «скомпрометирoвала» английскую систему защиты от ядерного нападения «Поларис». В бытность свою атташе ВМФ в посольстве ЮАР в Англии Герхард поместил объявления в английских газетах, приглашавшие на работу в ЮАР – на строительство подводных лодок – техников и инженеров английского флота. Ответили на объявление более 1800 человек. Герхард сосредоточился на тех, кто работал с системой «Поларис». Он лично интервьюировал их и переслал в Советский Союз более 100 имен тех, кто был разочарован службой в английском флоте или нуждался в деньгах, или и то и другое вместе. По мнению Дж. Сандерса, автора книги об истории южноафриканских
Сообщил Герхард в СССР и о том, что ЮАР начала работу по созданию своей собственной атомной бомбы. Занимались этим до поры до времени не военные, а ученые, связанные с Советом по научным и промышленным исследованиям. Проект назывался «Церковная башня». В 1974 г. Герхард узнал о секретной встрече министров обороны США и Израиля в Женеве и переслал в СССР насчитывавший сотни страниц документ о сотрудничестве между двумя странами. Самой важной его частью было обещание Израиля оснастить восемь ракет типа «Джерико-2» южноафриканскими атомными боеголовками [330] .
Герхард сумел даже достать и переслать в СССР фотографии предполагаемого полигона «Фастрап» для испытаний ракетоносителей в пустыне Калахари. Как следует из его самого подробного интервью, эту информацию советские военные проверили со своего спутника слежения и, по утверждению А. Дж. Фентера, автора книги о южноафриканском атомном оружии, предложили США нанести по установкам превентивный ядерный удар. США в свою очередь проверили информацию, но от превентивного удара отказались. Трудно сказать, было ли такое предложение – Фентер не указывает источников. Но что, похоже, действительно было – это то, что о предполагаемых испытаниях в США узнали от СССР, после чего в 1977 г. последовали публикации в американской прессе. Под нажимом США южноафриканцам пришлось прекратить подготовку к испытаниям. Правда неясно, что именно они собирались испытывать – израильские ракеты или южноафриканские бомбы: решение передать программу военным и начать сооружение атомных боеголовок к ракетам было принято только в июле 1979 г., уже после всех этих разоблачений. Но, как бы то ни было, Герхард определенно нанес серьезный удар по атомным амбициям ЮАР [331] .
Все это требовало колоссального напряжения. В своем интервью Герхард говорил о том, под каким стрессом он жил все эти двадцать лет: «Думаю, что я уделял более 45 часов в неделю шпионской работе, больше, чем своей основной работе… Это был ад, по-другому я это назвать не могу… С одной стороны, требования из Москвы были невозможны. Они всегда хотели еще, и еще, и еще. Конца этому не было. Очень скоро ты становился рабом списка заказов и терял контроль над своей собственной жизнью. Я бы назвал это контролируемой паранойей. Жизнь была наполнена короткими моментами шока, моментами, когда ты уверен, что все потеряно, когда все поймут, кто ты такой, и арест, допрос, пытка и казнь совсем рядом» [332] .
Но человек, который «вел» его в Москве, Григорий Широбоков, стал ему настоящим другом. Герхард даже назвал Григорием своего сына. Они работали вместе 18 лет и обсуждали откровенно все, в том числе и то, что обоим не нравилось в СССР. Герхард был необычным разведчиком, хотя бы уже потому, что счел возможным высказать в Москве свое мнение – резко отрицательное – о советском вторжении в Афганистан. По его словам, это было воспринято негативно, и взыскали за это с Широбокова – отстранили того от работы с Герхардом [333] .
Еще в 1969 г. Герхард узнал о том, что южноафриканцев предупредили о серьезной утечке информации в верхних эшелонах их командования.
Герхард сказал в своем интервью, что США пытались перевербовать его, но через две недели отказались от этой идеи и вернули в ЮАР. 26 января Бота объявил о его аресте в парламенте. По словам Герхарда, на протяжении следующих месяцев целые делегации разведок всех заинтересованных стран приезжали к нему на допросы. Судили его в Верховном суде в Кейптауне. Суд начался 5 сентября и продолжался четыре месяца. Информация, обсуждавшаяся там, была настолько секретной, что суд был закрытым. Герхарда обвинили в государственной измене, но ему удалось избежать смертного приговора: его приговорили к пожизненному заключению. Рут приговорили к десяти годам заключения [335] .
Рут освободили досрочно, в 1990 г., и она сразу начала кампанию за освобождение Дитера. В своем первом большом интервью после освобождения она сказала: «Он пошел к русским, потому что они были единственной сверхдержавой, боровшейся против апартхейда… То, что мы делали, было единственным, что мы могли сделать в интересах всех южноафриканцев, а не для Советов». Упомянула она и о том, что после своего освобождения Нельсон Мандела посетил и ее, и ее мужа в тюрьме [336] .
Интересно, что Рут отказала в интервью советскому журналисту Б. А. Пиляцкину, сказав ему по телефону: «Я знаю о Вас, но друзья не рекомендовали мне встречаться с Вами для интервью» [337] . Связано это было, вероятно, с отношением Пиляцкина к АНК, о котором он писал в конце 1980-х – начале 1990-х годов не слишком доброжелательно, а «друзьями» были безусловно сами анковцы.
АНК, добиваясь освобождения всех политических заключенных, встал и на защиту Дитера Герхарда, но правительство отказывалось признать его действия политическими. В 1991 г. Музей южноафриканской полиции устроил выставку шпионского оборудования, которое было захвачено у Герхарда при аресте [338] , а в 1992-м журнал южноафриканской полиции опубликовал статью, автор которой пыталась доказать, что Герхард занимался шпионажем исключительно из меркантильных соображений [339] .
В мае 1991 г. вместе с тремя заключенными – членами АНК – Герхард провел в тюрьме голодовку. С требованием его освобождения выступил Крис Хани, руководитель Умконто и генеральный секретарь ЮАКП. «Слава Богу, что АНК с нами», – сказала Рут [340] .
В июне 1992 г. Герхарду впервые разрешили встречу с журналистом. Он говорил о своей жизни в тюрьме, о книгах, которые подарили тюремной библиотеке проведшие там много лет коммунисты Брам Фишер и Джереми Кронин. Герхард тоже подарил тюремной библиотеке книгу – о Большом театре. Вспоминал, как бывал там во время своих тайных поездок в Москву. О своей разведывательной работе он сказал только одно: что толчком к ней стала дружба с чернокожими офицерами из других стран Содружества во время его первой стажировки в Англии и что позже он просто пришел в советское посольство и предложил свои услуги [341] .