Россия молодая (Книга 1)
Шрифт:
– А куда вы спрячете тело, мой друг?
Боцман подумал:
– Тело можно бросить в Двину, привязав к ногам тяжесть...
– И никто ничего не заметит?
Дель Роблес вздохнул.
– Вздохами делу не поможешь!
– сказал сухо Уркварт.
– Мне, быть может, удастся от всего отпереться, но вы, мой друг, должны быть готовы к тому, что в Московию вам больше не ходить...
Дель Роблес криво усмехнулся.
Уже наступил вечер. Крыков все еще выстукивал корабельные переборки искал тайник. Два солдата, потные от духоты, рылись в трюмах - проверяли
К ночи Крыков нашел Рябова в хитром тайнике, построенном под бочками с пресной водой. Ящик был обит изнутри войлоком, чтобы не слышно было ни жалоб, ни стонов, ни воплей. Рябов лежал почти без памяти, связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту.
Перерезав ножом веревки, Афанасий Петрович напоил кормщика водой, обтер своим платком его потное лицо, молча похлопал по плечу и вывел на палубу, на ту самую палубу, где так недавно шхипер говорил высокие слова о прекрасном русском лоцмане. Митенька, плача и не стыдясь слез, бросился навстречу. Рябов часто дышал, широко раскрывая израненный, кровоточащий рот.
– Ну, пропозиция!
– громко сказал Крыков.
– Переводи ему, Митрий! Объявляется кораблю сему конфузия, у трапа ставятся наши часовые, кормить тех часовых за деньги шхипера, никому ни на корабль, ни с корабля ходу нет и быть впредь не может.
– Вот как?
– спросил Уркварт.
– Да уж так, - сказал Крыков.
– Но я совершенно, не виноват!
– сказал Уркварт.
– Мой боцман повздорил с вашим лоцманом и жестоко пошутил над ним. Может ли шхипер отвечать за поступки своих людей?
– Коли не может, так научится!
– сказал Крыков.
– Коли в других землях не выучили - здесь научим.
Начальный боцман вышел вперед, сказал громко, показывая рукой на Рябова:
– Сей человек - наш человек. За него заплачены мной большие деньги, на что шхипер имеет форменную расписку. Вы не смеете уводить сего человека, проданного нам в матросы, а коли уведете - мы пойдем к вашему царю. Мы купили сего человека...
Крыков побледнел, сжал эфес шпаги, крикнул:
– Вы можете купить живую рысь, росомаху или волка. Но сего славного лоцмана вы не получите, ибо людьми мы не торгуем!
– Разве?
– спросил Уркварт.
– А многие мои друзья покупали себе людей на Москве и в других городах. Вот и мы купили вашего лоцмана, а вы его забрали у нас силой. Мы пожалуемся его величеству, и вас за это не наградят...
Он повернулся спиной к поручику, выказывая ему полное пренебрежение.
Через малое время Крыков, Рябов и Митенька уже были на берегу. Солдаты остались караулить корабль. Вечер был душный, небо заволакивало, Двина лежала совсем неподвижная, серая, листы на березах не шевелились...
– Спасибо, Афанасий Петрович!
– с трудом сказал Рябов.
– Никогда не забуду. Пропал бы я без тебя.
Он не смотрел на Крыкова, не привык благодарить. Крыков тоже сидел на бережку, отворотясь, - не умел слушать, когда благодарили.
– Может, и сочтемся!
– ответил Крыков.
– Может, и сочтемся. Долг платежом на Руси красен.
Помолчали.
–
– Прикончат!
– спокойно согласился Рябов.
– Больно ты нашумел нынче. Митрий сказывал, как ночью-то гуляли...
– Нашумел!
– согласился Рябов.
– То-то, что нашумел. И келарю половину бороды повыдергал.
– Крыков усмехнулся.
– Не позабудет келарь бороду, не простит.
Рябов кротко вздохнул.
– Не простит.
Еще помолчали.
– Как же быть-то?
– спросил Крыков.
– Спрятать тебя надобно до времени, да где?
– У вас и спрячьте!
– вдруг сказал долго молчавший Митенька.
– Самое святое дело в таможенном доме, сударь, никому и в голову не вскочит, что дядечка у вас находятся.
Крыков помолчал, подумал, потом сказал:
– Будь по-вашему. Вместе не пойдем, неладно, а вы попозже, как туча найдет, под дождичком, что ли, задами и приходите.
Он поднялся и зашагал вдоль Двины, а Митенька с кормщиком долго еще сидели над рекой, перекидываясь по слову, по два, молчали, вновь разговаривали, думали, как жить дальше и почему так сложилась судьба.
– Бог, видно, так велел!
– смиренно сказал Митенька.
– Бог?
– спросил Рябов.
– Что-то давно я об нем не слыхал, об твоем боге, - может, расскажешь?
Митенька с испугом взглянул на Рябова и замолчал надолго.
Вещает ложь язык врагов,
Десница их сильна враждою,
Уста обильны суетою...
Ломоносов
Не люби потаковщика - люби
встрешника.
Пословица
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1. ГДЕ ПРАВДА?
Покрученный в цареву службу Афанасий Крыков сразу попал в таможенники и, не более, как в год, проявил настоящий талант в этом трудном и хитром деле. Недюжинность свою объяснял он просто: я, дескать, от батюшки обучен зверовать с малолетства, нет такой звериной выдумки, чтобы не разгадать мне ее, а купец иноземный не хитрее таежной лисы. Думать, конечно, приходится, не без того...
Зверя, действительно, он знал, знал повадки его и привычки, и от стародавних времен, как Рябовы славились кормщиками, так Крыковы охотниками. Впрочем, род Крыковых и в море хаживал не хуже других прочих...
Зверовали от дедов Крыковы в тундре, не страшась ни хивуса - снежной воющей бури с боковыми свистящими заметелями, ни мокрой снежной бури рянды, ни чидеги - частого дождя с холодным ветром. Под сверкающими во все небо сполохами северного сияния шли Крыковы ватагой-дружиной бить горностая - кровожадного зверька, идущего лавой, пожирающего слабых своих собратьев. Шли Крыковы долго, до заветной тропы, ставить секретные кулемки - особые снаряды, хитрые ловушки на горностаева вожака. Попался вожак в ловушку, прижало ему башку гнетом, рассыпалась, напугалась лава горностаева - один за другим попадаются зверьки в ловушку, нет над ними начальника, нет старшего!