Россия молодая (Книга 2)

Герман Юрий Павлович

Внизу он сказал Мехоношину коротко и сухо:

– Коли услышишь, поручик, с эскадры пальбу, ступай с драгунами на выручку...

Мехоношин молчал.

Тогда Крыков отвернулся и, отыскав взглядом высокого старого драгуна Дроздова, сказал ему:

– Слышь, Дроздов, я на тебя надеюсь!

Дроздов ответил немедля:

– Надейся, Афанасий Петрович. Сделаем как надо!

Крыков прыгнул в карбас, солдаты оттолкнулись крюками, капитан приказал:

– Весла на воду!

Сам взялся за румпель, весла поднялись разом. Мокрый таможенный

прапорец капрал расправил руками, флаг заполоскал за кормою. Карбас быстро, словно ножом, прорезал тихую, мутную после ливня воду. Солдаты гребли молча, сильно, равномерно, с короткими передышками между гребками, во время которых все гребцы враз наклонялись вперед, занося весло. Лица у таможенников были суровые, все понимали, что их ждет.

– А ну, песню!
– приказал Крыков.

Прокопьев изумленно на него посмотрел, даже рот открыл от удивления, капитан повторил:

– Песню, да лихую. Пусть слышат, что за народ на карбасах. Заводи, капрал!

Евдоким сделал страдальческое лицо, завел высоким голосом:

Улица, улица, широкая моя,

Травка-муравка, зеленая моя!

Гребцы подхватили с отрывом, словно в плясе, готовясь к выходке:

Знать-то мне по улочке не хаживать,

Травку-муравку не таптывать...

На втором таможенном карбасе подхватили с угрозою, басистее, ниже:

Травку-муравку не таптывать,

На свою на милую не глядывать...

А на далеком уже берегу, в сумерках, под моросящим дождичком, с уханьем, с присвистом, словно помогая таможенникам, грянули драгуны:

На свою на милую не глядывать,

Как-то моя милая сидит одна,

Под окном сидит, ему сказывает:

Мальчик ты, мальчик, молодешенек,

Удалая головушка твоя,

Удалая, кудрявая,

Разудалая, бесстрашная...

– Шабаш!
– скомандовал Крыков.

Весла поднялись кверху. Карбас в тумане, под шелестящим дождиком, подходил к огромной черной безмолвной громаде флагманского корабля. Мирные, резанные из дерева листья, виноградные гроздья и веселые человеческие лики гирляндами виднелись там, где у военного судна надлежало быть пушечным портам. И мирный, дружелюбный голос спросил с борта не по-русски:

– Wer da?*

______________

* Wer da?
– Кто идет? (нем.)

– Российской таможенной стражи капитан Крыков с солдатами под государевым знаменем!
– громко ответил Афанасий Петрович.
– Спустить парадный трап!

Карбас глухо стукнулся о борт корабля. Наверху завизжали блоки, послышались отрывистые слова команд. Над карбасом медленно поплыл парадный трап. А с далекого, теперь невидимого берега все еще доносилась удалая веселая песня:

Улица, улица, широкая моя,

Травка-муравка, зеленая моя!

Кто знамю присягал единыжды, у

оного и до смерти стоять должен.

Петр Первый

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1. ТАМОЖЕННЫЙ ДОСМОТР

– Вы их купите за деньги!
– произнес Юленшерна.

– Это невозможно!
– ответил Уркварт.

– Вы их купите!
– повторил шаутбенахт.
– Есть

же у них головы на плечах. Они, несомненно, догадываются, что корабль военный. Им не захочется умирать. Они получат свои деньги и уйдут, моля бога за нас.

– Я знаю их начальника!
– воскликнул Уркварт.
– Поверьте мне, гере шаутбенахт, - его купить нельзя.

– Смотря за какую цену! За пустяковую он не захочет продать свою честь, но за большие деньги... Черт возьми, нам нужно, чтобы здесь все прошло тихо. Зачем нам пальба и шум на шанцах? Если таможенники будут подкуплены, все обойдется тихо, и в крепости могут поверить, что мы действительно негоцианты...

Уркварт молчал, опустив голову: что он мог поделать с этим безумцем? Молчал и полковник Джеймс. Но какой же выход, если ветра нет и эскадра, как назло, остановилась неподалеку от шанцев? Сразу начать пальбу? Это неразумно. Ждать, пока таможенники выстрелом из пушки потребуют, чтобы корабли вызвали досмотрщиков? Нет, самое умное все-таки - поступить так, как советует шаутбенахт.

– А лоцман? Что мы будем делать сейчас с лоцманом?
– спросил Уркварт.

Юленшерна пожал плечами: лоцмана следовало опять спрятать в канатный ящик. Чтобы он не шумел, на него можно надеть цепи.

– Это его озлобит!
– сказал Уркварт.

– Пусть! Зато они не встретятся. Им незачем встречаться. Ничего хорошего из этого не произойдет.

– Нам придется трудно!..
– заметил Уркварт.

– Если придется трудно, то мы будем драться только холодным оружием. Полковник предупредит об этом солдат. Не такая уж большая работа перерезать ножами дюжину, другую таможенников.

Уркварт вздохнул.

Через несколько минут Рябову веревкой скрутили руки, потом надели цепь-тройчатку. Он вырвался - тогда ему заткнули рот тряпкой и поволокли по трапу вниз. Митеньку связали тоже.

Стол с угощениями был накрыт в кают-компании, здесь же были приготовлены деньги в красивом вышитом кошельке, в ларце лежали судовые документы, искусно исполненные в Стокгольме на монетном дворе. Таможенников должен был принимать Уркварт со всей учтивостью, Голголсен, как старый и известный в русских водах конвой, был назначен ему в помощники. Матросов для встречи Юленшерна приказал выбрать наиболее благообразных. Чтобы корабль имел еще более мирный вид, полковник Джеймс посоветовал Уркварту не выходить к парадному трапу, якобы шхипер в переходе занемог и чувствует себя настолько слабым, что полулежит, укрытый периною...

Уркварт усмехнулся и напомнил Джеймсу, что оба они достаточно хорошо знают таможенного офицера Крыкова: нечего надеяться на бескровный конец досмотра.

– Что же делать?
– спросил Джеймс.

– Делать то, что приказал шаутбенахт!
– ответил Уркварт злобно.
– Мы все в его власти. Если он считает, что нет ничего проще, нежели обмануть русских, то так оно и должно быть...

Уркварт прилег на диван, велел принести себе перину и теплый шарф, чтобы сделать компресс на горло. Его и вправду стало знобить.